Роза Федоровна вздыхала и успокаивала сама себя, как могла. Ну и ладно, мол, и без мужского внимания можно прожить женскую жизнь, тоже не смертельный случай. Может, Розочкино счастье и не в этом вовсе, а в счастливом, к примеру, материнстве… Вон как она вдохновенно возится с Маргариткой, счастье на лице написано! Может, счастливое-то материнство и поважнее мужского внимания будет… Это уж кому как… Вот взять хотя бы ее саму – много ли она счастья получила от своего мужа? Ведь можно по копейкам посчитать это счастье, а тех копеек едва и на рубль наберется! Мучилась после его предательства, переживала… И себя потеряла, и с материнством бог весть что получилось…
Винила себя за Соньку Роза Федоровна, до сих пор винила. Недоглядела. Недолюбила. Посеяла в ней враждебность к себе, а эта враждебность и обернулась Сониным равнодушием к Розочке. Вон даже не позвонила ни разу, про внучку не спросила, как да что. Да и не надо ее звонков, без них лучше. Хоть сердце Розочкино звонками не бередит… А свою вину она уж как-нибудь до конца доносит в себе, с ней и умрет.
Хотя о смерти рано пока загадывать, нельзя, нельзя! Еще Розочке надо помочь в первые материнские годы! Еще придется сидеть с Маргариткой, когда Роза на работу пойдет… Уж года полтора до садика – точно. Потому и нечего силы на грустные мысли тратить! Экономить надо силы-то – теперь уж для правнучки! Благо что она вроде как с покладистым характером родилась, и не всплакнет лишний раз, лежит в своей кроватке, дрыгает ножками. А подойдешь – смотрит внимательно так, будто спросить чего хочет. И вдруг как улыбнется беззубым ртом, да так, что у бедной прабабки сердце от любви заходится… Интересно бы на папашу Маргаритки хоть одним глазком взглянуть, да… Поди, его копия… От Розочки почти и нет ничего, разве что глазки светло-карие, медовые… И ведь ходит где-то этот самый папаша и знать не знает, мимо какого счастья ходит!
А однажды Розочка сама вдруг про этого папашу вспомнила. Шли они из детской поликлиники с колясочкой да решили дальней дорогой пройти, по парку, благо что день стоял очень погожий. А когда проходили мимо памятника Бажову, Розочка вдруг остановилась и замерла, будто в себя ушла… А на лице застыла улыбка… Роза Федоровна глянула на нее удивленно, хотела было спросить, что случилось, да сама догадалась вдруг… Вернее, вспомнила, что ведь именно к памятнику Бажова они тогда Розочку на свидание посылали! Стало быть, именно здесь все и произошло… Та самая Розочкина роковая ошибка…
А Роза вдруг вынырнула из своего короткого транса и предложила решительно:
– Давай вон по той улице еще прогуляемся, бабушка!
– Так это вроде в другую сторону совсем…
– Но мы ведь никуда не торопимся, правда?
– А куда нам торопиться, совсем некуда… – вдруг напряглась Роза Федоровна, уже понимая, что неспроста Розочка приглашает ее пройтись именно по той улице. – Давай прогуляемся, что ж… Маргаритка еще часа два проспит, ты ж в поликлинике ее покормила! Куда скажешь, туда и пойдем…
По улице они шли недолго, и очень странен был этот путь, как показалось Розе Федоровне. Вернее, Розочка вела себя довольно странно. Будто сжалась изнутри вся, губу прикусила, глаза прищурила… И молчала, пока шли, ни слова не сказала. А Роза Федоровна и не спрашивала. Поняла уж, куда эта улица ведет. К тем самым местам, стало быть…
Роза вдруг остановилась, огляделась суетливо вокруг себя. И указала глазами на арку, ведущую во двор пятиэтажного кирпичного дома:
– Нам сюда, кажется… Да, точно, сюда…
Вошли во двор, и Роза снова огляделась, будто искала кого глазами. Волнение ее передалось и Розе Федоровне, и она тоже принялась вертеть головой в разные стороны. А чего там вертеть, спрашивается? Двор как двор. Вполне себе обыкновенный. Старые огромные тополя сыплют июльский пух, и он стелется перед глазами неуемной и надоедливой поземкой. Детская площадка в глубине двора об эту тихую послеобеденную пору пустая. У каждого подъезда скамейки с гнутой спинкой, на задах скамеек заросли шиповника. На одну из таких скамеек Роза и указала:
– Давай здесь посидим, бабушка…
– Давай посидим, чего ж не посидеть, – покладисто согласилась Роза Федоровна, смахивая со скамьи налетевший пух. – Посидим, отдохнем да дальше пойдем… Хочешь водички попить, у меня есть с собой? День-то совсем жаркий, к вечеру, наверное, грозу принесет…
Роза Федоровна склонилась к сумке, нашла бутылку воды, отвинтила крышку, протянула бутылку Розе. И поняла, что она ее не видит. И не слышит. Взгляд ее был обращен куда-то вверх, на окна дома. Будто она ожидала, что из этих окон кто-то на нее может смотреть, и в то же время боялась этого…
– Здесь ты в тот вечер была, да? – тихо спросила Роза Федоровна, боясь спугнуть настроение внучки.
– Да, бабушка, здесь… Вот в этом подъезде… Вон окна квартиры на четвертом этаже, где голубые портьеры, видишь? Я так счастлива была, бабушка, если б ты знала… Ничего не замечала, будто на крыльях летела. И потом тоже… Ты думаешь, я жалею, да? Нет, ни о чем я не жалею. Даже о том, что так ужасно и нелепо ошиблась… Нет, я испугалась, конечно, когда его паспорт увидела, очень испугалась… Да я ж рассказывала тебе, помнишь?
– Помню. Ты думала, это Гринечка был, а на самом деле другой оказался. Этот… Как его… Забыла…
– Ильинский Григорий Сергеевич. Так в паспорте было написано.
– Да, точно… Память совсем никудышная у меня стала! Надо будет таблетки для памяти пропить, что ли?
Роза Федоровна и сама удивилась, как у нее вышла такая хитрость – вовсе и не называла Розочка никаких имен, когда обо всем случившемся с ней рассказать пыталась. А теперь, на волне нахлынувших чувств, взяла да и назвала полное имя. И Роза Федоровна повторила его про себя несколько раз – Ильинский Григорий Сергеевич, Ильинский Григорий Сергеевич… Надо обязательно запомнить… А только зачем запомнить? Да так, на всякий случай, вдруг пригодится. Потом можно сообразить зачем…
– Ты говорила, он вроде не местный, да? – снова спросила Роза Федоровна. – Вроде командировочный?
– Да, у него в паспорте московская прописка была… – эхом откликнулась Роза, продолжая глядеть вверх на окна.
– А улица в Москве какая? А дом?
Роза вдруг опустила голову, моргнула, глянула на Розу Федоровну с рассеянным удивлением:
– Да не помню я… Зачем бы я стала его адрес запоминать? Ты что, бабушка… Этого еще не хватало…
– Ну да, ну да… Незачем, конечно… – торопливо закивала головой Роза Федоровна. – Зачем тебе его адрес, и вовсе без надобности… Это я так спросила, не подумав…
– Знаешь, как я тогда перепугалась, когда его паспорт открыла? Да если даже сам факт взять, что я вообще его из кармана вытащила… Сама не знаю, как у меня это получилось! Но, наверное, так надо было, если уж получилось… По крайней мере, успела сбежать, пока все не выяснилось… Иначе как бы я ему в глаза смотрела? Как бы объяснила свое поведение? Извини, мол, мужчиной ошиблась? Вот бы смешно было… Он и так обо мне подумал черт знает что, наверное… Что я женщина легкого поведения, сама с ним в парке заговорила первая, сама пошла по первому зову… Смешно, бабушка, правда?
