Знание, что «такое» на самом деле произошло и с ней тоже, пришло позже, когда сумела прийти в себя. Даже и не знание это было, а огромное удивление. И опустошение. И счастье. И ничего не хотелось говорить, и шевелиться не хотелось, чтобы его не спугнуть…
– С тобой все в порядке, Роза? – услышала она голос Гриши и страшно удивилась его вопросу – слишком он простецким ей показался, обыденным. Будто они сейчас по улице шли и она оступилась, а он спрашивает заботливо – все ли с ней в порядке…
– Все со мной очень хорошо, Гриш… Со мной все в таком прекрасном и полном порядке, что и представить трудно… – проговорила он тихо. – А почему ты спрашиваешь, Гриш?
– Так я к тому, что… Я ведь не знал, что ты…
– Что со мной это впервые… Это ты не знал?
– Ну да…
– А почему ты так говоришь, будто извиняешься? Не надо, Гриш… Наоборот, я очень тебе благодарна… А давай еще шампанского выпьем, а, Гриш? У нас ведь еще есть шампанское?
– Да полно… Сейчас принесу.
Он встал с постели, и она повернула голову, чтобы посмотреть на него, обнаженного. Какой он красивый, боже мой… Сильная спина, сильные бедра и ноги… Неужели она теперь сможет вот так… всегда на него смотреть? Нет, но этого же быть не может… Все-таки что-то здесь не так, ошибка какая-то… нестыковка… Такой сильный, такой красивый мужчина – и находится в полной власти у своей мамы Виктории Марковны? Надо будет его спросить об этом… Хотя нет, не надо спрашивать. Он может обидеться. Может, ему это ужасно неприятно – говорить на эту щекотливую тему? Надо о чем-то другом говорить, более легком и незначительном… А о Виктории Марковне – ни слова! Может, потом, позже… Когда он захочет, то сам расскажет…
– А кем ты работаешь, Роза? – улыбаясь, спросил Гриша, наливая ей в бокал шампанского.
– Так библиотекарем же… – вскинула она глаза, удивляясь вопросу. Неужели Виктория Марковна ему не говорила? А может, говорила, да он забыл…
– Ах, библиотекарем! Вот оно что! Забавно, да… Значит, книжной жизнью живешь? Романов много читаешь, да?
– Нет, почему же… Я все читаю… И классику, и беллетристику… Я в этом вопросе всеядная, как бабушка говорит. А ты что любишь читать, Гриш?
– Я редко читаю, как все мужчины, наверное. Я работаю много.
– А кем ты работаешь?
– Я? Я всего лишь менеджер… Вернее, я очень хороший менеджер, в одной очень хорошей компании.
– А что делают менеджеры? Ну, если в двух словах?
– Хм… Если в двух словах… Менеджеры делают деньги. Чем лучше менеджер, тем больше он приносит денег компании. И компания соответственно платит ему… А вообще, все это очень скучно, правда? Давай-ка мы еще шампанского выпьем… И вообще, я уже давно тебя целовать хочу… Роза… Такое нежное имя – Роза… Давай выпьем за нас, за наше знакомство у памятника Пушкину…
– Не Пушкину, а Бажову… – тихо поправила она, будто вплывая в его властные руки. И вздохнула счастливо…
И снова она послушно шла за ним, угадывая каждое его движение и будто раскрываясь навстречу. Казалось, тело лучше ее все знает и понимает, и не надо ему мешать…
А после они уснули, вконец опустошив друг друга. Даже во сне Роза чувствовала себя ужасно счастливой и не верила до конца, что началась для нее новая жизнь…
Может, это неверие и заставило ее проснуться первой. Хотя причина была банальной – просто надо было пойти в туалет. А потом и в ванную, под душ…
А еще очень пить хотелось. Так и прошлепала на кухню, голая, с мокрыми волосами. В ванной висели два махровых халата, но она не знала, который из них Гришин. А вдруг наденет тот, который принадлежит Виктории Марковне? Неудобно…
На кухонном стуле висел Гришин пиджак. Неловко висел, неаккуратно. Она хотела поправить, и мелькнул неожиданно уголок паспорта во внутреннем кармане. На секунду мелькнул. Но этого хватило, чтобы испытать огромное искушение – а что, если глянуть… Одним глазком…
И сама на себя рассердилась – да как не стыдно! Попила воды, решительно шагнула от искушения прочь…
И вернулась. Сама не отдавая себе отчета, отогнула полу пиджака, выудила паспорт двумя пальцами, осторожно, одним ноготком, подцепила страницу… Что она хотела там увидеть, интересно? Проверить, как пишется фамилия Поварчук? А зачем, собственно? Чтобы приспособить ее к своему имени, чтобы представить потом и свой такой паспорт на имя Розы Поварчук?
Потом она так и не могла объяснить, зачем вытащила этот проклятый паспорт из внутреннего кармана пиджака. Будто само собой произошло, будто сама судьба решила так жестоко над ней пошутить. Да открой ты глаза наконец, дурочка! Спустись с небес, разложи все по полочкам и ужаснись, что ты наделала!
Роза и ужаснулась. Потому что Гринечка Поварчук, с которым у нее все так счастливо сложилось, был совсем не Гринечкой Поварчуком, а каким-то неизвестным Григорием Сергеевичем Ильинским.
И тут же осенила страшная догадка – Гринечка-то вовсе не Григорий, а Георгий! Это ж его так Виктория Марковна ласково называет – Гринечка! А она, стало быть, все перепутала, смутило ее это ребячье имя… И почти сама себя предложила этому Григорию Сергеевичу Ильинскому там, на скамейке у памятника Бажову… Он, наверное, просто так на скамейку присел, просто устал, а она сразу с вопросом – вы ведь Гриша, да? И что ему оставалось делать? Только согласиться… Он ведь даже не обманул ее ни в чем и к себе домой обманом не завлекал, она сама пошла с радостью…
Онемевшими от ужаса пальцами она перелистнула страничку паспорта и обнаружила, что и прописан этот Ильинский Григорий Сергеевич не в их городе, а в Москве. Приезжий, значит. Командировочный. Как он про себя говорил? Работает менеджером в одной приличной компании? Стало быть, эта приличная компания его сюда в командировку отправила, понятно… Наверное, снял эту квартиру на время командировки или у знакомых остановился…
Боже, какой позор. А паспорт еще и дальше подтвердил степень ее падения. Оказывается, Григорий Сергеевич Ильинский женат, и уже давно… Брак зарегистрирован с некой Аллой Михайлюк пять лет назад…
Нет, но как он посмел? Почему не сказал, что он… Хотя чего она возмущается? Сама ведь пошла – по первому зову… Получилось, что и навязалась тоже сама! Что он о ней подумал, господи?!
Хотя какая разница – теперь-то… Теперь надо убежать отсюда быстрее, пока он не проснулся. И унести в себе свою позорную ошибку. И никому о ней не рассказывать, даже под пыткой. Конечно, лучше совсем забыть, но она знала, что забыть не получится. Разве забудешь… такое? Когда взлетаешь от счастья на небо, а потом падаешь в пропасть-позор…
А может, записку ему оставить? Так, мол, и так, ошибочка вышла… Хотя зачем – записку, зачем усугублять… Пусть думает о ней что хочет. Все равно она его никогда не увидит… А он о ней и не вспомнит… Если только иногда, как о смешном командировочном приключении… И вообще, хватит голым столбом на чужой кухне стоять, бежать отсюда надо, бежать! Пока он не проснулся!
