Но слезы с досадой прошли, а платье осталось. Красивое. Модное. Пригодится еще! Мало ли каким боком судьба у Розочки повернется…
Так и жили – мелкими радостями и приятными заботами. И все было бы хорошо, если бы возраст не подступал, не отбирал последние силы. Как ни крути, а в этом году Розе Федоровне исполнялось семьдесят пять лет…
Но она и при недостатке сил и при всех неминуемых старческих недомоганиях чувствовала себя вполне счастливой. Иногда, проснувшись утром, долго лежала, прислушиваясь к внутреннему ощущению счастья, наслаждаясь началом нового дня… Вот слышно, как Розочка тихо вышла из ванной, как прошла на кухню, как изо всех сил старается не звенеть посудой, чтобы ее не разбудить… А вот запах кофе – хорошо! Розочка любит по утрам кофе пить. Жаль, что ей давно такое удовольствие недоступно. Но запах… Запах-то отменить невозможно? И почему бы не радоваться этому умопомрачительному запаху только что сваренного кофе? А еще если ветерок в открытое окно прилетит и принесет с собой шум тополиных листьев… И сквозь накатившую снова дрему, сквозь музыку летнего утра так приятно строить в голове нехитрые планы на день… А потом встать и жить потихоньку, и радоваться, что встала. И пить первую чашку чая с молоком, и чувствовать, как он благодатно разливается по желудку. И не торопиться никуда, и ни о чем плохом не беспокоиться. Живут они с Розочкой и живут, никому не мешают. И им никто не мешает. Та же Соня никак в их жизни не проявляется, и в гости не заходит, и не звонит… Одним приглашением Розочки на день рождения тогда все и закончилось. Уж сколько лет прошло, а от Сони больше ни звука… Может, надо было по-матерински огорчаться и расстраиваться по этому поводу, но Роза Федоровна не огорчалась и не расстраивалась. Не хочет Соня с ней отношения поддерживать, и бог с ней. Лишь бы здорова была да счастлива со своим Виктором, и ладно. А они с Розочкой уж как-нибудь сами проживут, как умеют… Как научились…
Так и жила Роза Федоровна, балансируя меж перепадами давления на перемену погоды и другими старческими недомоганиями. Не боялась, что испортится нрав и вдруг появится в ней старческая злость на весь мир, на людей, на бедную жизнь… Да и чего бояться, если жизнь по большому счету хорошая? Ну да, бедная… Но хорошая же! Вот если бы еще Розочку как-то пристроить, выдать замуж за хорошего человека…
Если бы она знала тогда, чем обернутся ее мечты относительно «хорошего человека». Если б знала, как причудливо услышит ее просьбы судьба… Но судьбе виднее, ничего не поделаешь. Ты просишь – она слышит. А уж каким способом исполнит – от тебя мало чего зависит…
Свои семьдесят пять она отметила в кругу близких подруг, как обычно. С утра они с Розочкой расстарались, нарезали салатов, отправили в духовку фаршированного гуся. Чудный получился гусь, мясо во рту таяло. Да вприкуску с квашеной капусткой… Да под наливку домашнюю… Да под разговоры «за жизнь»…
Впрочем, разговоры были совсем не веселые. Потому что опять несчастную Лидочкину жизнь обсуждали, вздыхали от ее грустного рассказа…
– …Они ведь и не думают считаться с моим возрастом, девочки… Не думают, как мне тяжело, как у меня ноги отекают, как высокое давление мучает… Я им и гувернантка, и служанка, и кухарка, причем бесплатная… Кручусь с самого утра, как белка в колесе. И что вижу в ответ? Одни только недовольные лица. С тех пор как Вадик из дома уходил, невестка совсем обнаглела. Хоть бы спасибо мне сказала, что я его вернула, что пристыдила по-матерински! Нет, никакого спасибо от нее не дождешься, все принимает как должное. Знаете, девочки… Мне иногда кажется, что я не мать, не свекровь и не бабушка, а я отработанный шлак, который до сих пор пинают ногами в надежде найти еще что-то полезное… А, да что говорить, вы и сами все про мою жизнь знаете да понимаете…
Лидочка смахнула слезу, моргнула редкими мокрыми ресницами. Роза Федоровна вдруг отметила про себя – как же она постарела за последние годы… И рука с вилкой трясется слишком уж подозрительно. Неужели Паркинсон? Жалко Лидочку, жалко…
А Лизочка, как всегда, свои мысли по поводу Лидочкной жизни в себе не удержала, разразилась жалостливой, но все же обвинительной речью:
– А я всегда тебе говорила, Лид… Ты сама во всем виновата! Сама этот пагубный путь жертвенности выбрала! А теперь чего ты хочешь? Теперь получай закономерный результат… Я ж тебе говорила в свое время – опомнись, Лид! Ведь говорила, скажи?
– Ну, говорила… Так мне ведь как лучше хотелось… Я думала, что если я их любить буду, то и они меня в ответ будут любить…
– А ты не путай любовь с жертвенностью, моя дорогая! Любить можно и не истязая себя, и это более мудрая любовь, если хочешь знать! А еще лучше, когда ты предлагаешь выросшему ребенку о себе заботиться и даже требуешь этого, в конце концов! А ты умеешь требовать, Лид? Ведь не умеешь?
– Да ты о чем говоришь, Лиза… Посмотрела бы я на лица своих домочадцев, если бы вдруг чего-то потребовала…
– Правильно! Они бы тебя быстро на место поставили! Сопротивляться уже бесполезно, дорогая моя. Они уже привыкли, что ты только даешь. Приняли это как закон жизни, который обратной силы не имеет. Так что терпи уж до конца, что я еще могу сказать… И не ропщи…
– Да, Лизочка, ты права… Зря я тебя не слушала…
– Конечно, зря. Все пахала, как лошадь, все благодарности выслуживала! Нет ее, благодарности, понимаешь? Нет… И быть не может, если ты ее выслужить хочешь… А теперь что? Теперь остается ждать, когда тебя пристрелят… Ведь загнанных лошадей пристреливают, правда?
Лидочка снова тихо заплакала, и Лиза посмотрела на Розу Федоровну, которая давно ей подавала умоляющие знаки – хватит, мол, бедную Лидочку мучить… Чтобы как-то разрядить обстановку, Роза подняла рюмку с наливкой, произнесла торжественно:
– А давайте еще за мою бабушку выпьем! Она такая хорошая, я так ее люблю! За самую хорошую бабушку на свете! С днем рождения, ура!
– Молодец, Розочка, хорошо сказала… – улыбаясь, потянулась чокнуться своей рюмкой Лизочка. – Твоя бабушка и впрямь самая лучшая, мы ее тоже любим! Правда, Лидочка?
– Правда… – сквозь слезы улыбнулась Лидочка. – И вообще, спасибо вам, девочки, за то, что вы у меня есть… Если бы не вы, не знаю, с кем бы я душеньку отводила…
Чокнулись, выпили сладкой наливки. Лиза содрогнулась слегка, попросила тихо:
– Чайку бы выпить, больно сладко пошло…
– Так я сейчас к чаю накрою! – вскочила Роза, собирая со стола пустые тарелки. – Мы ж с бабушкой торт к чаю сами пекли! С курагой и с орехами! Я сейчас, я быстро…
Когда Роза ушла на кухню, Лидочка произнесла с завистливым вздохом:
– Какая у тебя Розочка-то получилась… Спокойная какая, улыбчивая… А как тебя любит – позавидовать можно…
– Да, она хорошая… – согласилась Роза Федоровна, вздыхая, – вот только судьбы у нее нет… Помру я, и что с ней дальше будет? Так и останется кругом одна?
– А ты не умирай раньше времени, Розочка. Дождись, когда внучка замуж выйдет да правнуков тебе родит. Вот тогда и умирай себе спокойно, с легким сердцем.
