– Твои парни уже на месте?
– Да. Там пока тихо.
Наверное, впервые в жизни он не знал, как поступить. Сердце настойчиво толкало в Бронен, искать Эвелин, но разум резонно возражал, что нельзя так глупо подставляться.
– Эрик, не волнуйся, мы с Лукасом найдем Эви, – уверенно сказала Кейт. – Скорее всего, она просто испугалась за детей, и увела их из замка.
Да, скорее всего. Кэтрин права. Только почему же на душе так паршиво? А что, если Эвелин не вернется? Или с ней что-нибудь случится? Она ведь постоянно влипает в неприятности.
«На ней твоя защита, – осадил его внутренний голос. – Глупо дергаться».
Да. Глупо.
«Хольм ее найдет. Даже для оборотня у него исключительный нюх».
Так и есть. Только не заведет ли его этот нюх куда не надо? Вон как об Эви говорит, чуть ли слюна не капает, что, если волк посмеет… Проклятье!
– Эрикен?
Горн глядел на него с тревогой.
– Хорошо. Подождем, – кивнул он и заставил себя спокойно смотреть на то, как исчезают в портале Кейт и Лукас.
***
Я поставила чашку на стол и провела пальцем по ее отбитому краю.
– Миледи, может, еще чаю?
Голос теры Верцхен звучит робко, словно женщина не уверена, что делать и что говорить. Бедная. Не ожидала, что придется «саму графиню» в своем домике принимать.
Я отвлеклась от разглядывания светлых щербинок на потрескавшейся от времени керамике и заставила себя улыбнуться.
– Благодарю, тера Альма. Не хочется. Девочки уже легли?
– Да, миледи.
– Ну и вы идите отдыхать. А я еще немного посижу.
Тера Верцхен переступила с ноги на ногу, помялась немного, но потом попрощалась и ушла, оставив меня в крошечной кухоньке своего дома, а я подперла голову кулаком и снова уставилась на отбитый ободок затертой голубой чашки. Мысли вернулись к тому моменту, когда мы с лукарами вошли в замок и обнаружили, что дети и тера Альма и не думали никуда уходить.
– Вы почему не уехали с тером магом? – напустилась я на них.
– Мы без вас и шагу не сделаем, миледи, – упрямо заявили Верцхены. Ларс даже на цыпочки приподнялся и грудь выпятил, стараясь казаться увереннее и взрослее.
Не сделают. Достаточно было посмотреть на рыжее семейство, чтобы понять, что так оно и будет. Только и оставаться в Бронене небезопасно. Пусть сейчас бунтовщики ушли, но кто знает, на что они способны? Как защитить детей и еще не отошедшую от нападения Иду?
Вот так мне и пришлось погрузить Верцхенов в мобиль и поехать в их старый домишко, поражаясь про себя прихотям судьбы. Забирая семейство в Бронен, я думала, что помогаю им, и что в замке они будут в безопасности, а оказалось совсем наоборот.
В памяти снова возникли события последних часов – беснующаяся толпа, такой же беснующийся огонь. А потом мысли опять вернулись к Каллеману. Да что там! Они все время к нему возвращались. Как и к старой балладе. «Черная гроздь, алая кровь…» А что, если я ошиблась, и между стихами и убийствами девушек нет никакой связи?
Я потерла ноющие виски. Бедная моя голова, удивительно, как она еще не лопнула от всех этих мыслей?
Тихий стук в окно заставил насторожиться.
Я поднялась и отодвинула тонкую занавеску.
– Леди Кейт?
Удивленный возглас сам сорвался с губ, а женщина за стеклом улыбнулась и жестами показала, чтобы я открыла дверь. И спустя пару минут в кухне стало тесно. Леди Горн была не одна, ее сопровождал Хольм. Оборотень выглядел странно задумчивым и поглядывал на меня так, что у меня сердце упало.
– Что-то случилось? С Эриком?
Я смотрела на неожиданных гостей, чувствуя, как сбивается дыхание.
– Да что ему сделается? – хмыкнул Хольм. – Все с ним в порядке.
Он прошел к столу, придвинул ногой стул и сел.
– А вот вы, леди Эвелин, заставили нас всех поволноваться. Ни записки не оставили, ни весточки. И Торбен молчит, как глиняный истукан.
Еще бы он не молчал! Я его лично об этом попросила, рассчитывая выиграть время на раздумье. Мне нужно было побыть подальше от всего, что напоминало о Каллемане, и решить, что делать со своей жизнью.
– Это было неблагоразумно, леди Эвелин.
Оборотень небрежно закинул ногу на ногу и посмотрел на меня цепким волчьим взглядом. Словно прикидывал, чего еще от меня ждать, а я разглядывала его красивое, мужественное лицо, слегка отросшую за день щетину, щегольскую полосатую пару и сверкающий на мизинце перстень и думала о том, что Хольм не идет ни в какое сравнение с Эриком.
– А как вы меня нашли? – запретив себе тосковать по вероломному магу, спросила у леди Кейт, но ответила не она, а оборотень.
– Обижаете, леди Эвелин, – усмехнулся Хольм, и темная щеточка его усов дрогнула, сломалась, поползла вверх. – Я вас не то что в Бромсе, в Бреголе найду.
Ничего себе! Никогда не думала, что у волков такой нюх.
– Так с Эриком все хорошо? – посмотрела я на леди Кейт. – Он в охотничьем домике?
– Успокойся, – руку накрыла теплая ладонь. – С твоим мужем все в порядке.
Герцогиня улыбнулась и погладила мои пальцы. Мягкий шелк ее перчатки успокаивающе холодил кожу, но не сумел унять мое беспокойство.
– Тогда почему вы здесь?
– Дерек был в Бронене, Торбен рассказал, что произошло, вот мы и отправились на твои поиски.
Леди Горн говорила уверенно и спокойно, но я вдруг поняла, что она что-то скрывает. И это касается Каллемана. Вот просто всей своей обострившейся интуицией почувствовала.
– Эрик в Остене, да? Ищет преступника?
Порыв ветра распахнул ветхую оконную створку, и та жалобно задребезжала.
– В Остене? – переспросил Хольм, и глаза его насмешливо блеснули. – Ну, вы, леди Эвелин, и хватили! Чего ему там делать?
Он посмотрел на свои отполированные ногти, перевел взгляд на меня, и в желтых волчьих глазах я увидела жалость и понимание.
Странное дело. Я хорошо знала, что такое унижение. Вернее, думала, что знаю. Розги леди Вонк, старомодная одежда, насмешливые взгляды ровесниц-соседок. Все это казалось унизительным, но я знала, что ничто не может унизить человека, обладающего внутренним достоинством. Если ты уверен в себе, тебя не заденет ни одно оскорбление, оно просто отскочит от той брони, в которую закована твоя душа. Но сейчас… Сейчас эта броня не спасала. Вернее, ее не было. Она растрескалась и осыпалась, как разбившееся стекло, еще в тот день, когда я пришла в тюрьму к Эрику.
Я механически погладила ободок чашки. Скинуть бы ее со стола, чтобы громко стукнулась об пол, брызнула острыми осколками, разлетелась по кухне голубыми искрами. Но нельзя. Нельзя показывать слабость. Слабые не выживают.
