Да уж, вижу я, как вы, милорд, разобрались! Нет, я этого так не оставлю. В груди вскипало никогда раньше не испытанное чувство. Всю жизнь я только и делала, что смирялась с обстоятельствами, подстраивалась под них в попытке выжить, молчала и ждала, но сейчас… Сейчас во мне что-то сломалось. Или, наоборот, исправилось? Этого я не знала, но твердо знала одно – маг никого не убивал, и он не должен сидеть в тюрьме!
– Эвелин! – в голосе Каллемана прозвучало предупреждение.
Видимо, муж прочитал мои мысли. Он ведь умеет?
– Что у них есть? – отмахнувшись от ненужных вопросов, спросила главное. – Почему они решили, что это вы?
Ответить маг не успел.
– Время вышло, миледи, – громко заявил Сайрен. – Вам пора.
Единый… Как быстро! Мы даже поговорить толком не успели.
– Я могу попросить у вас воды? Что-то голова закружилась, – прижав ко лбу ладонь, жалобно пролепетала я, пытаясь оттянуть неизбежное расставание.
Сайрен недовольно нахмурился, но нажал на свой брелок, и спустя минуту в коридоре раздались тяжелые шаги.
– Принеси воды, – велел тер появившемуся рядом с нами стражнику.
– Слушаюсь, тер Сайрен, – ответил тот и ушел, чтобы через некоторое время вернуться с большой жестяной кружкой.
Я поблагодарила и отпила пару глотков. А потом обессиленно оперлась на дверь, щедро смочила платок и незаметно передала его Каллеману. Тот так же незаметно спрятал его за спину и по тому, как благодарно блеснула черная тьма его глаз, я поняла, что моя догадка оказалась верна.
– Все, миледи, вам пора, – посмотрел на меня сопровождающий, снимая с шеи брелок и подходя к двери.
– Тер Сайрен, а когда у заключенных обед? – спросила я.
Служащий бросил на меня недовольный взгляд и ничего не ответил. Он снова поочередно коснулся запоров, и те медленно встали на место, отрезая от меня измученное, но такое красивое лицо мужа.
Что ж, понятно. Нет никакого обеда. И воды тоже нет. Поэтому Каллеман и выглядит так плохо.
– Идемте, миледи, – буркнул служащий, направляясь к стоящим на посту стражникам.
– Тер Сайрен, могу я попросить вас об одолжении?
Я догнала его и пристроилась рядом.
– Да, миледи?
– Вы не могли бы распорядиться, чтобы моему мужу принесли обед?
– Простите, миледи, но не положено.
– Почему?
– Лорд Каллеман не признает себя виновным и не хочет сотрудничать со следствием.
– И вы морите его голодом?
– Простите, миледи, я не вправе обсуждать методы начальства.
– Тер Сайрен, но вы же добрый человек, – я забежала вперед и умоляюще заглянула в маленькие темные глазки тера. – Пожалуйста, дайте моему мужу хотя бы воды! Об этом никто не узнает.
– Миледи, я не могу, – замялся чиновник.
– Вот, возьмите, – я достала из сумочки крупную купюру и сунула ее в карман форменного сюртука. – Прошу, не отказывайте в такой маленькой просьбе.
Сайрен побагровел, причем, покраснело все – и щеки, и шея, и мясистый нос, – потом неловко кашлянул и отер платком лоб.
– Не положено, миледи, – помотав головой, ответил он и вернул мне деньги. – Прошу за мной, – официально произнес служащий и припустил к лестнице.
Я беззвучно выругалась и торопливо пошла за ним. Вот уж не думала, что дартские чиновники такие честные.
– Лорд Командующий, прошу извинить, у меня еще много дел, – остановившись рядом с лордом Горном, задыхаясь, произнес Сайрен. – Леди Каллеман, – мне достался короткий поклон, и чиновник рванул в противоположную от нас с герцогом сторону.
– Что это с ним? – вопросительно посмотрел на меня лорд Горн.
– Боюсь, тера Сайрена утомило мое общество, – ответила я и на одном дыхании выпалила: – Лорд Горн, они морят лорда Каллемана голодом, даже воды ему не дают!
Герцог не ответил, но я увидела, как на его щеках заходили желваки.
– Вы можете что-нибудь сделать? Это же бесчеловечно!
– Идемте, – взяв меня под руку, сказал лорд Горн и повел к лестнице, по которой безостановочно сновали служащие.
Мы миновали пару пролетов, холл второго этажа, свернули направо и оказались перед кабинетом с позолоченной табличкой на темной двери.
«Глава Департамента внутренней безопасности», – было написано на ней.
– Ждите здесь, – кивнув на стоящую у стены лавку, сказал лорд Горн и без стука открыл дверь. – Монтер, можешь не вставать, – услышала я негромкие слова, и массивное дубовое полотно отрезало от меня голос герцога.
Не знаю, как долго лорд Горн разговаривал с неизвестным Монтером. У меня перед глазами до сих пор стояло бескровное лицо Каллемана, в груди тоскливо ныло сердце, а ум перебирал варианты. Что делать? Как вытащить Каллемана из тюрьмы? Поговорить с Идой? Узнать, что она видела? А другие жертвы? Как выяснить, что произошло с ними? И каковы доказательства того, что это сделал именно маг? Наверняка у службы безопасности должны быть очень убедительные улики, иначе они не посмели бы арестовать главу полиции.
– А вот угрожать мне не надо! – неожиданно услышала я громкий голос и, подняв глаза, увидела открывшуюся дверь кабинета и застывшего на пороге высокого, я бы даже сказала, длинного лорда. Он походил на альбиноса – белые волосы, стянутые в тугой хвост, белесые брови и ресницы, тусклые темные глаза и бледное лицо. Довершал картину крупный острый нос и тонкие бесцветные губы.
– Твои титулы и звания ничего не значат перед законом. И я не позволю давить на следствие.
– Эртер, ты ведь прекрасно понимаешь, что Эрик невиновен.
Лорд Горн говорил спокойно, но я видела, как потемнели его глаза.
– Следствие разберется, – высокомерно процедил блондин и добавил: – Надеюсь, выход ты найдешь?
Меня поразило, сколько ненависти мелькнуло в его взгляде.
– Не думай, что я это так и оставлю, – веско произнес лорд Горн. – Сомневаюсь, что Его величеству понравится подобное самоуправство.
– Его величество лично подписал ордер на арест Каллемана, – на тонких губах появилась высокомерная усмешка. – Полагаю, император вполне способен составить правильное мнение о происходящем. А сейчас, прости, Фредерик, у меня больше нет времени на бесполезные разговоры.
Блондин вскинул голову и посторонился, предлагая лорду Горну покинуть кабинет.
Герцог вышел не прощаясь.
– Идемте, леди Эвелин, – негромко сказал он, протягивая мне руку и помогая подняться. – Нам здесь больше нечего делать.
Он бросил взгляд на захлопнувшуюся дверь и повел меня к лестнице.
– Все плохо, да?
Я смотрела на красивое, но словно окаменевшее лицо, и чувствовала, как душу скручивает отчаяние.
