Вскоре мы покинули рынок, прошли по улице, ведущей к выезду, миновали ворота и добрались до Бронена, благо, тот был совсем недалеко от города. Девчушки все так же молча вошли в замок и остановились, оглядываясь вокруг с таким испугом, словно я их к людоеду какому привела.
– Голодные? – спросила у мнущейся рядом с дверью троицы.
Работницы отрицательно помотали головами, но заблестевшие глаза опровергли их ложь, выдав ее с потрохами.
– Торбен! – позвала я и прислушалась.
Где-то вдалеке послышался громкий металлический звук, как будто что-то упало, а потом раздалось знакомое шарканье, и вскоре в холле появился дворецкий. При виде его глиняной физиономии девчушки слаженно вздрогнули и сделали шаг назад.
– Не пугайтесь. Это Торбен, дворецкий лорда Каллемана, – объяснила испуганным пичугам. – Он очень добрый, и вам не стоит его бояться.
Те недоверчиво посмотрели на меня и переглянулись, словно безмолвно советуясь друг с другом.
– Торбен, найди метлы, тряпки и ведра, – приказала лукару.
– Миледи? – растерянно переспросил тот.
– Уборка, Торбен, – объяснила слуге. – Я привела работниц, чтобы они навели в замке порядок.
– Бронен сам наводит порядок, миледи, – недоуменно посмотрел на меня дворецкий и подслеповато прищурился. Это выглядело так странно – глиняные веки без ресниц смежились, оставив узкие щелочки, сквозь которые поблескивали черные камешки глаз.
– Вижу я, как он его наводит, – вздохнула в ответ. – Судя по всему, Бронену давно нужна помощь.
– Как скажете миледи, – поклонился дворецкий. – Вы тут теперь хозяйка, ваше слово для Бронена закон.
Он поправил скособоченный сюртук и медленно, пошатываясь, пошел по коридору. Я понаблюдала немного за тем, как исчезает в полутьме его высокая нескладная фигура и повернулась к работницам.
– Идите за мной, – велела испуганно застывшим девчушкам. – Сначала поедите, а потом уже займемся уборкой.
Те переглянулись, но радоваться не торопились.
– Мы не голодные, миледи, – ответила самая старшая из троицы.
Две другие неуверенно закивали, и я неожиданно поняла причину их отказа.
– Не бойтесь, на оплату это не повлияет.
Девочки снова переглянулись.
– Правда? – пискнула младшая – остроносая, худющая, с россыпью веснушек на курносом носу.
– Правда.
Работницы, подталкивая друг друга локтями, шагнули вперед. На чумазых лицах застыло странное выражение – недоверие пополам с надеждой.
В носу снова предательски защипало. Вот уж не думала, что окажусь такой чувствительной…
– За мной, – переборов жалость, велела девочкам и повела их на кухню.
***
Как ни странно, парнишка не обманул. Сестры действительно трудились так, что и взрослые бы позавидовали. Вместе со мной они отмыли полы в кабинете Каллемана, протерли от вековой пыли окна и люстры, а потом взялись за столовую. И пока я штопала найденную в одном из сундуков гардеробной скатерть – белую, с тонко вывязанным по краям кружевом, – мои работницы, как верткие муравьи, облепили комнату и со сноровкой опытных служанок принялись приводить ее в порядок.
Вскоре благодаря их усилиям старинные ореховые горки засияли отмытыми стеклами, выбитые от пыли бархатные гардины вернули свой первоначальный темно-красный цвет, а высокие узкие окна приобрели необходимую прозрачность.
– Что еще сделать, миледи? – остановившись передо мной, спросила старшая из сестер Верцхен, Ида.
За время, проведенное с этой троицей, я успела выяснить, что все они – единоутробные сестры, а Ларс – обладатель грибообразной шляпы – приходится им братом. Как я поняла, отцы у девочек были разными, впрочем, это неудивительно. В Дартштейне простолюдины редко создавали крепкие семьи. Чаще всего женщины приживали детей от разных мужчин и вынуждены были тащить на себе и дом, и хозяйство, и ораву ребятишек, пока те не подрастали и не отправлялись на заработки. Помню, Милли рассказывала, что ее сестра переехала в Бреголь в ранней молодости, польстилась на посулы заезжего дарта, а тот обрюхатил ее и бросил. «Так ведь ничему Марию жизнь и не научила, – вздыхала Милли. – Еще пятерых от разных мужчин родила, а ни один на ней не женился. Вот и тянет теперь весь обоз. А все почему? У дартов налогов – что грязи, за каждый чих плати! А уж за брачное свидетельство префектуры такие деньжищи требуют, что простой люд давно туда дорогу забыл, так обходятся. Эх, послушалась бы Мария отца, вышла бы замуж за сына кузнеца, глядишь, и жила бы в почете и уважении, а так – срамота одна».
Я отвлеклась от воспоминаний и посмотрела на взъерошенную девчушку.
– Мы все сделали, как вы сказали, миледи, – настороженно глядя на меня, доложила та. – Все отчистили: и полы, и двери, и окна. А Кайла с Метте сейчас коридор заканчивают.
Я отложила шитье и внимательно оглядела преобразившуюся комнату. Отмытые от многолетней грязи полы сверкали, дверная ручка была начищена до блеска, оконные стекла сияли в свете заходящего солнца яркими красными бликами, и им вторили хрустальные подвески на старинной позолоченной люстре. Удивительно, как много удалось сделать! Я рассчитывала, что мы едва с одной комнатой управимся, а тут – и кабинет, и столовая, и даже коридор. Не иначе, сам Бронен нам помог.
Я бросила взгляд на часы. Почти шесть вечера. Интересно, Каллеман сегодня появится? Вчера он ничего не ответил на мой вопрос, но мне почему-то казалось, что вряд ли маг надолго оставит меня одну.
– Что ж, вы молодцы, хорошо поработали, – улыбнулась Иде.
Та серьезно поджала губы, отчего высокие скулы стали еще острее, и чинно, совсем по-взрослому кивнула.
– Спасибо, миледи.
Рыжие косички дрогнули в поклоне. В больших голубых глазах затаилась надежда.
– У вас дома еще братья-сестры есть? – спросила я девочку.
– Да, миледи. Малыш Улф. Он с матушкой.
Ида как-то неловко дернула головой и потупилась.
– И сколько ему?
– Год, миледи.
Дверь открылась, впуская раскрасневшихся Метте и Кайлу, и Ида бросила на сестер быстрый взгляд.
– Мы все сделали, миледи, – зыркнула на меня младшая. Из всех троих она была самой бойкой, и пока мы с ней утром отмывали кабинет, я то и дело ловила на себе любопытные взгляды. А стоило встретиться глазами, как широкий, подвижный рот девчушки растягивался в улыбку, обнажая красивые белые зубы.
– Вижу. Вы молодцы, хорошо поработали. Вот, держите, – я достала из кармана заранее приготовленные четыре рена и протянула их старшей, Иде.
– Благодарствуйте, миледи, – девочка сжала монеты в кулаке и посмотрела на меня с такой признательностью, что мне неловко стало.
– Торбен! – позвала дворецкого, торопясь избавиться от засевшего внутри чувства.
