Втолкнув меня в квартиру, она стремительно скомандовала:
– Маша, переодеваться, мыть руки и кушать. Сейчас с работы придет Света. Она тебя покормит!
И убежала.
Тетя с работы пришла какая-то расстроенная. Она, не глядя, поставила мне ужин и ушла в свою комнату, сказав, что у нее очень болит голова. Я честно скормила половину макарон Биму, по-братски поделила с ним сосиску, поколебавшись, но пересилив себя, помыла за собой тарелку и отправилась укладываться спать.
Задержавшись в прихожей у зеркала, я долго вглядывалась в свое лицо. На меня действительно смотрела какая-то другая Маша. Но это пока вполне меня устраивало.
Так я проходила без бровей неделю. Я умывалась, убирала постель, расчесывала волосы, ходила в платьях и заработала на пятке огромную мозоль. Люди пристально смотрели на меня везде: в автобусе, во дворе, на улице, показывали на меня друг другу, иногда перешептывались и улыбались тепло и ласково. И я всем улыбалась широко – ну просто от уха до уха. Как же это чертовски приятно – нравиться всем! Вот что значит «другое лицо»! И как хорошо, что я догадалась воспользоваться этим маленьким женским секретом! Вон теперь как много разных – знакомых и незнакомых! – людей мне непременно радуются, обязательно обращая на меня внимание. И не потому, что я «плохая». Мне, правда, немножко надоело все время говорить «спасибо-пожалуйста», очень хотелось побегать и попрыгать, но, в конце концов, все это было гораздо приятнее, чем вечно торчать наказанной в углу и выслушивать Бабушкины нотации.
Всю эту неделю Бабушке было не до меня. Мало того что шла сессия, так еще и надвигался Новый год! И она терпеливо торчала во всех мыслимых и немыслимых очередях, чтобы было чем вкусненьким порадовать близких в новогоднюю ночь.
Вся эта суета схлынула аккурат в пятницу вечером. Изнеможенная Бабушка ввалилась домой, волоча на себе меня и тяжеленные сумки, бросила их в прихожей и сказала:
– Все! Больше не могу. Мне требуется отдых, иначе в новогоднюю ночь я буду храпеть прямо за столом.
И тут позвонили в дверь.
Бабушка открыла и обрадовалась:
– Зинаида Степановна, заходите! Как давно я вас не видела! Пошли пить чай – со студентами сегодня я покончила до следующего семестра!
Зинаида Степановна помогала Бабушке разгружать продукты на кухне, а я тем временем переоделась и – изо всех сил заставляя себя, потому что все это мне уже изрядно наскучило! – тщательно, третий раз намыливала в ванной комнате руки.
– Маша! Где ты там застряла? Иди ужинать.
Появилась я в кухне как раз в тот момент, когда Бабушка на тарелочку перед Зинаидой Степановной положила свежую и ароматную плюшку.
– Бабушка, – строго и вежливо сказала я, увидев, как Зинаида Степановна подносит ее ко рту. – Мы с тобой в магазине купили пять плюшек. Я одну по дороге съела. Теперь одну ест Зинаида Степановна. Значит, плюшек осталось три?
– Как хорошо ты стала считать! – обрадовалась Бабушка, что-то накладывая мне в тарелку.
– Бабушка, – снова так же вежливо и тщательно выговаривая слова, сказала я, садясь за стол. – Одна плюшка осталась Свете, одна – тебе и одна – лишняя. Можно после ужина я и ее съем?
Удивленная Зинаида Степановна взглянула на меня и… подавилась:
– Людмила Борисовна, вы зачем ребенку брови сбрили?
Бабушка обернулась:
– Как это – брови сбрила? Что вы говорите?
– Ну, сами-то посмотрите!
Зинаида Степановна положила недоеденную плюшку и, потянувшись через стол, приподняла тщательно только что в ванной расчесанную Светиной щеткой мою челку.
Повисла грозная пауза.
– Маша? Кто это сделал? – спросила Бабушка.
«Все… конец моей хорошести…» – успела подумать я.
– Я, бабуль…
– Зачем?
Я собралась с духом и так же вежливо и раздельно ей сказала:
– Бабуля! Ты же всегда говорила, что тебя брови портят. А я на тебя очень похожа. Значит, брови мне тоже всю жизнь испортили!
Зинаида Степановна прыснула и побежала в ванну.
– Как же это я не заметила? – ужасалась Бабушка, потирая пальцем то место, где за неделю уже отросли на мне противные колючие пеньки.
– Тебе, бабуля, просто было некогда!
– Господи! А воспитатели в саду куда смотрят?
– На меня. Я им очень нравлюсь. Потому что, когда вокруг Светланльвовны все прыгают и кричат, я тихо в сторонке стою. Это они с бровями орать могут – а я не могу. У меня же теперь другое лицо. Меня теперь не́чему испортить, поэтому я такая хорошая.
Тут вернулась из ванной все еще хохочущая Зинаида Степановна.
– Людмила Борисовна, перестанье ее ругать! Это вы такая зашоренная, что на ребенка взглянуть некогда!
Но Бабушка уже, что называется, закусила удила:
– Выйди изо стола и немедленно топай в угол! И никаких плюшек! Брови ей, понимаешь, мешали хорошей стать! Разве в них дело? Совсем с ума сошла! Хорошей надо быть, а не делать вид, что ты хорошая!
Я покорно поплелась в угол. Но не это огорчало меня. Мысль о том, что еще через неделю брови совсем отрастут, а Бабушка теперь не даст мне снова «сделать лицо», окончательно портила мне настроение. Я трогала пальцем проступающие на лбу пеньки волосинок и тяжело вздыхала: опять предстояло становиться «плохой». И так мне от этого стало тоскливо, что я, в глубоких раздумьях, пока стояла в углу, ободрала обои…
Дополнительная плюшка, по заступничеству Зинаиды Степановны, мне в этот вечер все же досталась. Но окончательно дело испортилось буквально вырванным у меня под угрозой лишения лакомства обещанием, что никогда я больше не побрею брови. Я честно-пречестно, прямо глядя Бабушке и Зинаиде Степановне в глаза, дала это слово.
Но судьба моя была уже предопределена! События, как оказалось, давно вышли из-под моего контроля, и мне оставалось только реагировать на те «вызовы жизни», которые мне были предложены.
Когда на следующее утро мы с Бабушкой прибыли в детский сад, неожиданно выяснилось, что… все девочки в группе пришли без бровей!
Скандал вышел нешуточный! Воспитательница весь день нервничала, не зная, каким образом ей вечером отчитаться перед родителями, а нянечка не уставала удивляться, как же это все папы и мамы умудрились не заметить, что натворили их восприимчивые к внешним влияниям чада?
Данное происшествие заставило меня серьезно задуматься: теперь я опять почти ничем не отличалась от своих новых одногруппников! Даже от тех, кто отчаянно шалил! И тогда мне пришла в голову потрясающая мысль.
Стащив все же из бабушкиной косметички маленькие маникюрные ножницы, я терпеливо и аккуратно обстригла себе… ресницы.
После чего Бабушка была вызвана к директору детского сада. В процессе беседы в мягкой форме ей было разъяснено, что поскольку девочка оказывает негативное влияние на весь коллектив, руководство просило бы перевести ребенка в какое-нибудь другое детское учреждение. Гигантский скандал дома лишил меня радости поедания конфет и печенья на целый месяц, а Бабушка в сердцах решила больше не искать для меня «чего-то приличного», а просто отвести в первый попавшийся детский сад. Им оказался тот, который был расположен прямо под окнами нашего дома. Из него я и пошла в школу, находившуюся ровно через забор от него. Так что тропинка от подъезда до сперва одной, а затем – до соседней калитки была, казалось, протоптана для меня на долгие-долгие годы. Судьба распорядилась иначе, однако это совершенно другая история.
