— А рука? — напомнил Фархад.
— Ну, что — рука?.. Думаешь, потерять руку, возясь с детонатором, может только растяпа и неумеха? Тут не все зависит от человека, заводские детали иногда оказываются бракованными, знаешь ли…
Татарин испуганно отшатнулся от стола. Макшарип засмеялся, не прерывая работы.
— Погоди, еще рано. Я скажу, когда придет время бояться… Да, Хаттаб был подрывник милостью самого Аллаха, он многому нас научил за те несчастные полторы недели, что мы провели вместе. Когда-нибудь я покажу тебе, как сделать осколочную бомбу из пустой консервной жестянки, стеклянной банки и химикатов, которые можно найти почти на любой кухне…
Его темные, заскорузлые пальцы с обломанными, обведенными траурной каймой грязи ногтями касались неуклюжими и малоподвижными, как узловатые корни старого дерева, но, глядя, как эти толстые пальцы с неожиданной ловкостью безошибочно соединяют в одно смертоносное целое разрозненные мелкие детали, Фархад невольно залюбовался. Не переставая монотонно рассказывать о Хаттабе, Басаеве и других легендарных людях, под началом которых ему довелось воевать, Макшарип что-то наматывал, свинчивал, припаивал и отпаивал. От его паяльника поднимался синеватый, пахнущий канифолью дымок; за окном становилось все темнее, последние отблески догоревшего заката уже ушли с западного горизонта, в темноте сверкали россыпи освещенных окон. Воображение рисовало заслушавшемуся Фархаду сцены героического прошлого, а при упоминании о суммах, которые Макшарип некогда получал за участие в боевых операциях и отправлял родным в Дагестан, у молодого татарина перехватывало дух. Он жалел, что поздно родился и не успел по-настоящему повоевать за ислам, и надеялся, что былые славные времена вернутся раньше, чем он состарится, одряхлеет и умрет. Правда, его немного смущало то обстоятельство, что на войне не только одерживают славные победы и лопатой гребут премиальные, но и погибают. Однако, когда мечтаешь о богатстве и славе, на такие мелочи, как перспектива быть разорванным на куски шальным снарядом, легко закрыть глаза. Смерть, увечья и лишения не имеют значения, пока мечты остаются мечтами; Фархад знал, что действительность груба и неприглядна, но предавался мечтам с почти детским удовольствием.
Помимо воинской славы и богатства, Фархад Назмутдинов мечтал о сидевшей в соседней комнате девушке. Он уже сто раз во всех волнующих подробностях представил себе, как это могло бы быть, и теперь, когда от верной смерти девчонку отделяло чуть больше двенадцати часов, был полон решимости во что бы то ни стало получить свое.
Это представлялось не особенно сложным — проще, по крайней мере, чем стяжать богатство и славу на полях сражений, про которые еще неизвестно, состоятся они или нет. Дагестанец, так рьяно защищающий честь землячки, по ночам спит, как убитый, и странно, что эта старая сука, что живет этажом ниже, не просыпается от его храпа и не барабанит своей клюкой по трубам. А если в его вечерний чай добавить капельку той дряни, что хранится в холодильнике, девчонку можно будет насиловать всю ночь напролет прямо на нем. А утром, проснувшись, ни тот, ни другая ничего не вспомнят, и все угрозы дагестанца, таким образом, превратятся в пустое сотрясение воздуха…
Приняв решение, татарин заставил себя сосредоточиться на том, что делал Макшарип, чтобы овладевшее им возбуждение не стало заметно со стороны. Это ему хоть и не сразу, но удалось, и он стал, мало что понимая, наблюдать за процессом сборки устройства для дистанционного подрыва с той же бессмысленной, бесцельной сосредоточенностью, с какой изнывающая от безделья комнатная собачка следит за мелькающими в воздухе руками занятой шитьем хозяйки.
Глава 12
— Странные дела творятся в этом мире, — впустив Федора Филипповича в квартиру и заперев за ним дверь, сообщил Глеб Сиверов. — Происходят странные события, в воздухе витают странные, непривычные запахи — то пива, то коньяка… Что-то вы, товарищ генерал, зачастили, совсем себя не бережете!
— Себя понюхай, — отринув предложенный подчиненным витиеватый стиль, коротко и не слишком любезно посоветовал генерал.
Глеб хмыкнул и почесал стриженый затылок. Принятая полчаса назад таблетка препарата, нейтрализующего алкоголь, уже подействовала; хмель прошел почти мгновенно, но запах, разумеется, никуда не делся.
— Было дело, — признался он. — Ходил в народ, налаживал контакт с братьями по разуму. Так что это, можно сказать, была производственная необходимость.
— Вот и у меня производственная необходимость, — устраиваясь на диване, проворчал Потапчук. — Тоже контакт… Вернее, стыковка на орбите. Как же без смазки?
— Высоко? — как бы между прочим поинтересовался смекалистый Глеб.
— Высоковато, — кивнул генерал. — Выше, во всяком случае, чем я привык летать. А ты вообще только и можешь, что, сидя внизу, время от времени сбивать с этой орбиты потерявшие управление объекты. Ладно, оставим на время военно-космическую тематику и вернемся к делам земным — так сказать, к нашим баранам.
— Что бараны, то бараны, — согласился Глеб и кратко ознакомил генерала с подробностями исторической встречи в прихожей съемной квартиры в Измайлово.
— Помощник депутата, — выслушав его, хмыкнул Потапчук. — Вот так у электората и вырабатывается негативное отношение к органам законодательной власти!
— Каков электорат, таковы и органы, — заметил Глеб.
— Ну, и до чего же ты со своим электоратом договорился?
— Даже сказать неловко, — застеснялся Сиверов. — В общем, если я все правильно понял, мы условились завтра около полудня устроить еще один взрыв на станции метро «Лубянка».
— Что?! — вскинулся генерал. — Ты что, опять с Забродовым встречался? После этих встреч ты всегда начинаешь как-то странно шутить. Но позволь заметить, эта шутка не лезет уже ни в какие ворота. Даже Илларион ее бы не оценил.
— Какие уж тут шутки, — сказал Глеб. — Я как раз хотел просить вас как-нибудь устроить, чтобы завтра в указанное время и в указанном месте не работала мобильная связь…
Федор Филиппович взъерошил пятерней волосы.
— Вот так просьба, — сказал он после непродолжительной паузы. — Действительно, юмором даже и не пахнет. Ты знаешь, сколько в городе мобильных операторов? Ты можешь вообразить, о каких убытках идет речь? А что они с нами за это сделают, ты можешь себе представить? Ведь по судам затаскают, на части разорвут!
— Нашу контору? — позволил себе усомниться Глеб.
— Да плевать они хотели на нашу контору! Контрольные пакеты все до единого за границей, и головные офисы вместе с советами директоров там же, за бугром. Да и не будет этого ничего, они просто поднимут нас на смех, когда мы обратимся к ним с такой просьбой: взять и вот так, за здорово живешь, обесточить аппаратуру.
— Они будут смеяться еще сильнее, когда рядом с выходом из метро взорвется машина с гексогеном, — предрек Глеб. — Не легковушка, заметьте, а грузовик. И вы будете хохотать вместе с ними, потому что за рулем этого грузовика будет сидеть ваш покорный слуга. Наконец-то и мне представится случай побывать на высокой орбите! Кому из архангелов вы хотели бы передать привет? Думайте быстрее, время не ждет! Завтра в двенадцать ноль-ноль мне предстоит серьезный разговор у райских врат, надо бы подготовиться — побриться, чистое бельишко надеть…
