Слепцов подумал, что сегодня ночью ему вряд ли представится возможность почистить зубы. Даже если удастся сесть в поезд, он не заставит себя взяться за ручку двери в туалет, а уж тем более войти внутрь.
Он чистил зубы только три минуты вместо положенных пяти. Сполоснул рот, вытер подбородок полотенцем. Потом вспомнил, что в холодильнике осталась гроздь спелых бананов. Надо обязательно забрать с собой — в дорогу.
* * *
Именно убийство Альтшуллера, а потом и его дочери затянуло в историю с масонами Каллистратова, а потом и фээсбэшника Левченко. К тому моменту, когда майор согласился работать на благо анонимных хозяев, ложа успела выйти на новый виток. Теперь мастер «Востока» подступался к задачам общероссийского масштаба.
Фатеев встретил Максима почти как соратника, он даже слегка переигрывал. В офисе компании «Сканска» все продолжалось своим чередом. Девушки в одинаковых синих пиджаках с одинаковой улыбкой обслуживали клиентов: рассказывали о тарифах и наличии свободных мест, вносили данные в компьютер, чтобы заполнить билет.
Фатеев провел гостя в комнату для отдыха с угловым диваном и телевизором на низком столике.
— Темнить не буду: работа по высшей категории сложности. Мы навели справки, оказалось что начальство тебя ценит…
— Надо будет поинтересоваться — чего ж они тогда тянут со звездочкой, — в ответственный момент Левченко любил пошутить.
Вежливо улыбнувшись, Фатеев достал видеокассету.
— Здесь нет ничего сверхсекретного. Просто информация к сведению. Тебе надо войти в курс дела.
На экране появился представительный человек, в котором Левченко узнал маршала авиации, бывшего главкома ВВС Шмелева. Он выступал в кабинете перед двумя десятками молодых и старых, но одинаково матерых «зубров» в галстуках, с чиновничьими папками.
— Заседание комиссии по реструктуризации авиационной промышленности, — прокомментировал Фатеев. — Две недели назад Президент создал ее специальным указом и определил Шмелева в председатели.
— Сегодня во всем мире за вычетом России осталось два концерна по гражданским самолетам, — Фатеев включил запись не с самого начала, пропустив то, что не представляло для шефа интереса. — Реально два: «Боинг», объединившийся с «Макдоннелл-Дуглас», в Америке и «Эйрбас» в Европе. А у нас в России три ОКБ: ильюшинское, яковлевское и туполевское. Хорошо это или плохо? Однозначно плохо. Сегодня никто не может позволить себе такого распыления сил и средств. Нам нужен крупный концерн, способный потягаться с западными конкурентами. Он должен включать ОКБ, заводы-изготовители и структуры, обеспечивающие послепродажное обслуживание техники.
— Сомнений нет, Борис Всеволодович, — заметил с места кто-то, видимый со спины. — Вопрос в том, кого оставить.
— Ничьи интересы я не собираюсь лоббировать. Кто есть кто должен определить рынок. Если на самолеты нет спроса, значит они нежизнеспособны.
Фатеев остановил запись.
— Намерения у товарища маршала серьезные.
— Он бы не замахнулся так широко, не убедив заранее Президента.
— Согласен. Значит скоро кто-то окажется на помойке.
Фатеев перемотал ленту вперед — вот маршал улыбается, проводит ладонью по волосам от лба к затылку:
— Нужно собрать авиационную отрасль в кулак и выдавить все лишнее. Это стратегическая для государства отрасль, и мы не имеем права пускать дело на самотек. Останется то, что будет эффективно работать. Лучше быть поджарым и здоровым, чем толстым и больным. Упустим время и над Россией будут летать чужие крылья. Не секрет, что «Боинг» предпринимает колоссальные усилия, чтобы закрепиться на нашем рынке.
— Представители комиссии на местах уже приступили к работе, — сказал Фатеев. — Здесь возможны два варианта. Либо выводы заранее предрешены и нужно только соблюсти видимость объективного подхода. Либо все действительно в подвешенном состоянии — тогда любая строчка в отчете может перевесить чашу весов. На перепроверку у начальства обычно нет времени.
Возвращаясь с Левченко обратно в комнату с мерно гудящими компьютерами, приветливыми девушками и яркими рекламными плакатами, он высказал пожелание:
— Нам бы хотелось быть в курсе событий, чтобы предотвратить нежелательные последствия.
* * *
Чтобы привести в исполнение приговор, Зиба устроилась горничной в сочинскую гостиницу. Постаралась изменить внешность, на случай если Альтшуллер и здесь дал поручение приглядываться к молодым женщинам. Отбелила специальным кремом кожу на руках и лице, надела новый парик. За счет поролоновых прокладок спереди и сзади сделала фигуру более женственной. Но главным условием успеха оказалась форменная одежда обслуживающего персонала. Обслугу редко кто замечает, это не столько люди, сколько подвижная деталь гостиничного интерьера.
До последнего момента она собиралась заставить продюсера говорить. Но увидев его в номере, лицом к лицу, не совладала с волной ярости. Вытаращив глаза от ужаса Альтшуллер бросился к двери, тогда она ударила его сзади заранее заготовленным стальным шипом. Именно это орудие казни замаячило перед ней после рассказанной Белозерским истории. Не пистолет, не нож, не удавка — стальной, остро заточенный шип.
Она вложила в удар всю силу. Успела придержать Альтшуллера за шиворот, чтобы тело не слишком громко стукнуло при падении. И тут же сама опустилась на пол: ноги подкашивались от внезапной слабости. Она выплеснулась вся без остатка в этом ударе и теперь не могла пошевелить рукой.
Но инстинкт самосохранения поднял ее за несколько секунд и потянул вперед. Быстрей из номера, из гостиницы, из города…
В Москве Зиба узнала о дате похорон и явилась на кладбище. С безопасного расстояния, возлагая цветы к чьему-то памятнику из черного мрамора, она наблюдала за траурной церемонией. Тут она впервые обнаружила, что у Альтшуллера есть дочь — ее ровесница на вид. И сказала себе, что месть будет неполной, если позволить ей жить.
Черты дочери повторяли отцовские, только в смягченном, облагороженном виде. И точно такой же ужас Зиба увидела в ее глазах в комнате с низким потолком и геранью на подоконнике.
Она как будто убила Альтшуллера вторично, теперь уже окончательно и бесповоротно. И уже на следующий день почувствовала как прекратились охота и слежка. Похоже, гибель Лины убедила троих уцелевших из первоначального списка, что Зиба, наконец, определила виновного — иначе дело не дошло бы до потомства…
Тем временем исчезновение Алексея тяжело подействовало на Хаджиева. Он догадывался, что зятя нет в живых.
— Когда он пропал, скажи все точно, — допытывался банкир у дочери. — Дай хоть какую-то зацепку — я всех подниму на ноги.
Зиба не узнавала его: отец осунулся, пожелтел. После сильнейшего сердечного приступа врачи посоветовали ему несколько дней не вставать с постели.
— Почему ты столько молчала?
