Эх, Мама, Мама… Ну вот как теперь узнаешь, что было у этого типа на уме? Да никак, вот как.
Быстренько все обдумав, Шуня решил ни с кем не делиться своими соображениями. Толку от них теперь все равно никакого, а вред может получиться вполне реальный. Маланья-то, хоть и дурак, не преминет сделать его, Шуню, крайним: куда ж ты, дурья башка, спешил, надо ж было его расспросить хорошенько! А переводить стрелки на Маму, во-первых, не по понятиям, а во-вторых, бесполезно: за результат операции отвечает не рядовой боец, а тот, кто ее возглавлял.
Он посмотрел на часы и, сняв с боевого взвода, убрал за пояс пистолет. Машина лежала на дне уже пятую минуту; в момент погружения водитель был без сознания, и это со всей очевидностью означало, что он уже не выплывет. Всплыть может — не сегодня, со временем, — а выплыть — дудки.
— Если не вытащат, — нарушил молчание неугомонный Шиша, — надо будет через недельку с удочкой сюда наведаться. С такой прикормкой клев будет ис-клю-чи-тель-ный!
— Ты что, эту рыбу жрать будешь?! — ужаснулся впечатлительный Мама.
— А что? — невозмутимо пожал плечами Шиша. — Рыбы вечно всякую дрянь со дна подбирают — утопленников обгладывают, мух, которые в речку свалились… Да что там! Ты что, никогда на опарыша не ловил? Не знаешь, откуда опарыши берутся? И как, плотва тебе после этого поперек глотки не встала?
Шуня молча повернулся к реке спиной и по примятой «ягуаром» траве направился к своей машине. Уже начавшая потихоньку распрямляться трава шуршала, как папиросная бумага, из-под ног при каждом шаге веером разлетались во все стороны маленькие серые кузнечики. За спиной Удав нарочно, чтобы подразнить Маму, рассказывал нашумевшую в свое время историю о фермере, который, вступив в преступный сговор с директором местного кладбища, кормил нутрий выкраденными из могил свежими покойниками, а потом продавал на мясо. Могилы сразу приводили в порядок, и гениальная в своей простоте схема вскрылась совершенно случайно, как это и происходит с большинством удачных афер: кто-то умер при не до конца выясненных обстоятельствах, кто-то усомнился в результатах вскрытия, суд выдал постановление об эксгумации, и — вуаля!..
Тюнингованная под внедорожник серая «девятка» тронулась с места, вскарабкалась по косогору и запрыгала с кочки на кочку, направляясь к городу. Когда подвывающий звук ее мотора стих вдалеке, а поднятая ею невесомая пыль беззвучно осела на землю, припорошив выгоревшую траву, жиденькие кустики на гребне косогора зашевелились, и из-под них выбрался тощий и низкорослый гражданин средних лет и ничем не примечательной наружности. Он был темноволосый, с мелкими чертами лица и чуть раскосыми глазами, указывающими на изрядную примесь кровей местного коренного населения. Одет он был в просторные шорты ниже колен, не первой молодости рубашку поло, сандалии на босу ногу и выгоревшую на солнце панаму из джинсовой ткани. На переносице криво сидели очки в мощной роговой оправе с толстыми, как бутылочные донышки, линзами, на груди болтался дешевый цифровой фотоаппарат, а из правого кармана шортов выглядывал уголок обтерханного, засаленного блокнота с зацепленной за него шариковой ручкой. Бросив опасливый взгляд в ту сторону, где скрылась машина Шугаева, корреспондент газеты «Мокшанская заря» Харламов стал торопливо, без дороги, спускаться по косогору к обрыву, с которого несколько минут назад в протекающую по территории Мордовской автономной республики речку Мокшу сверзилась легенда британского автомобилестроения.
Остановившись на краю, он некоторое время смотрел на спокойно струящуюся в двух метрах от носков его сандалий темную воду, а затем, поправив очки, растерянно, с обидой произнес вслух:
— Ну и что теперь прикажете делать?
Ответа он, разумеется, не ждал, но на этот раз равнодушные небеса сочли небесполезным откликнуться. Откуда-то сверху послышался нарастающий рокочущий гул, постепенно переходящий в свистящий металлический клекот, и, задрав голову, корреспондент Харламов разглядел на фоне голубого небосвода неторопливо летящую в направлении местного аэродрома «корову», сиречь вертолет Ми-6, прозванный так из-за некоторых характерных особенностей дизайна, действительно придающих ему отдаленное сходство с вышепоименованным парнокопытным.
В редакции, да и во всем городе, Илью Николаевича Харламова считали симпатичным, вызывающим сочувствие неудачником и безобидным чудаком. Он был вдовец с приличным стажем, вечно выглядел как пугало (имел противозачаточную внешность, как говорили о нем злые языки в традиционно женском коллективе рекламного отдела редакции), натыкался сослепу на мебель, был стеснителен и говорил невпопад. Поэтому, окажись в данный момент на берегу еще один случайный свидетель, он бы ничуточки не удивился, услышав из уст корреспондента Харламова очередную загадочную, ни к селу, ни к городу фразу.
— Спасибо, — проводив взглядом удаляющийся в направлении восточной окраины города вертолет, с горьким сарказмом молвил Илья Николаевич, — очень вовремя!
После чего уселся, свесив с обрыва ноги, вынул из нагрудного кармана рубашки пачку «Балканской звезды» и, не без труда добыв огонь из одноразовой китайской зажигалки, сердито задымил, хмурясь из-под очков на сверкающие вдалеке купола монастырского храма.
* * *
Остаток дня они намеревались провести в «Ласточке», но человек предполагает, а начальство располагает: в двух кварталах от упомянутого заведения их, как пуля в спину, настиг звонок Маланьи. Помолчав в гнусаво квакающую трубку, Шуня с раздражением сунул мобильник в карман и сказал сидевшему за рулем Шише:
— Заворачивай оглобли. Двигаем на «Точмаш».
— Штурмом будем брать? — поинтересовался с заднего сиденья Удав.
— Угу, — сказал ему Шугаев. — Для начала выбьем твоей башкой ворота, а там поглядим, как карта ляжет.
Исполнительный, несмотря ни на что, Шиша лихо развернулся через единственную на весь город двойную сплошную линию разметки, заставив испуганно шарахнуться тарахтевшую навстречу «Оку», переключил передачу и плавно утопил педаль акселератора.
— Чего будет-то, Саня? — осторожно спросил, тронув Шугаева за плечо, не любивший неожиданных сюрпризов Мама.
— А я знаю? — сердито огрызнулся Шуня. — Насчет того, что будет, ступай к гадалке. А мне просто велели явиться на завод для получения задания. Как я понял, Сарайкин наш там трется, и что-то ему от нас срочно понадобилось.
— Снюхались, значит, — вертя баранку, заметил проницательный Шиша.
— А как иначе? — философски изрек Удав. — Воевать с ними, что ли?
Шугаев промолчал. Все было правильно, не подкопаешься. Даже если Сарайкин не был заодно с рейдерами с самого начала, ему ничего не оставалось, как поскорее найти с ними приемлемый компромисс и по возможности войти в долю. Перебить два десятка окопавшихся на территории завода вооруженных, хорошо обученных мужиков — задача для провинциального начальника полиции непростая, но выполнимая. Но воевать — значит выносить сор из избы, незамеченной такая заварушка не останется. А сора за последние годы в Мокшанске накопилось столько, что только тронь, и эта лавина тебя похоронит. Москва давно кричит о необходимости покончить с коррупцией и злоупотреблениями; коррупции от этого, конечно, ни жарко, ни холодно, но, чтобы не выглядеть глупо, власть должна время от времени показательно брать кого-то к ногтю: попался, коррупционер! И кому охота, отстаивая незаконно присвоенное право вертеть, как заблагорассудится, целым городом, в одночасье сделаться козлом отпущения?
