Ясно, Магомед Расулов — не Аллах, не пророк и даже не единовластный хозяин Дагестана. Он один не в состоянии предотвратить новую войну, точно так же как ему не дано в одиночку ее развязать. Гибель от шальной пули генерала или даже маршала — это еще не поражение в войне, но это шаг к поражению. Если в центре убило маршала, на правом фланге противник захватил высотку, на левом уничтожил танковую колонну, а в тылу выбросил десант, фронт может сломаться. Словом, как в том старом английском стишке: не было гвоздя — подкова упала… Лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит…
Все сводится к тому, что каждый должен держать оборону на доверенном ему участке. И майор Быков, не особенно об этом задумываясь, намеревался оборонять свой окоп до самого конца — просто потому, что служил в армии и не умел думать и поступать иначе.
Бросив сигарету в урну, он свернул на выложенную цементной плиткой дорожку, что тянулась наискосок через обширный, утыканный чахлыми прутиками каких-то саженцев пустырь к выкрашенным в приятные глазу цвета башням высотных домов в глубине микрорайона. Дом, в котором обитал Баклан, он отыскал без труда, хотя был здесь всего второй раз в жизни, — сказывалась многолетняя привычка мгновенно и безошибочно ориентироваться на любой местности, помноженная на отличную зрительную память.
Темно-серая с металлическим отливом «девятка» Лугового стояла на том же месте, где Роман Данилович видел ее последний раз. Хозяин не подходил к ней всего пару дней, но машина уже успела изрядно запылиться. Дождь, безуспешно пытавшийся смыть пыль, разрисовал ее причудливым узором: крышу и капот в желтовато-серую крапинку, а борта — в неровную полоску, как у зебры. Даже на глаз машина выглядела изрядно потрепанной, усталой и какой-то обиженной, словно отсутствие любимого хозяина глубоко ранило ее чувства.
Быков выкурил еще одну сигарету, стоя поодаль с праздным видом и исподтишка внимательно осматриваясь по сторонам. Заметить наружное наблюдение ему не удалось, но это, увы, не означало, что его действительно нет. Как бы то ни было, приходилось рисковать: дел у него хватало, а времени, напротив, было в обрез, так что общественный транспорт отпадал. Его собственное авто, мафусаилова века «уазик», остался в гарнизоне, а перемещаться по Москве на такси казалось накладным и вдобавок небезопасным: в острой ситуации таксист мог сдрейфить и дать стрекача или, наоборот, остановиться как раз тогда, когда нужно улепетывать со всей возможной скоростью.
Подойдя к машине, Быков поставил сумку на асфальт рядом с передним бампером, открыл дверцу и освободил защелку капота. Баклан не стал тратиться на охранную сигнализацию, иммобилайзер, системы спутникового обнаружения и даже вульгарные «секретки», справедливо полагая, что возраст автомобиля служит ему наилучшей защитой. Впрочем, уезжая на Кавказ, он все же принял кое-какие меры к тому, чтобы его «ласточка» не сменила хозяина, пока он выясняет отношения с горцами. Упомянутые меры сводились к тому, что Баклан, недолго думая, снял и отнес домой аккумулятор. Изначально он предлагал Быкову подняться к себе в квартиру и забрать оставленный прямо в прихожей жизненно важный агрегат, но Романа Даниловича такой вариант не устроил: а вдруг засада? Поэтому, отправляясь сюда, он приобрел новую аккумуляторную батарею в первом повстречавшемся по пути магазине запчастей. Батарея, как водится, оказалась тяжелой, зато можно было не бояться, что она подведет в самый ответственный момент.
Установив аккумулятор на место и приладив клеммы, Быков за неимением гаечного ключа зажал гайки пальцами. В надежности крепления можно было не сомневаться: еще в бытность курсантом Рязанского училища Роману Даниловичу случалось на спор скатывать в трубочку монеты.
Осмотр двигателя не принес никаких сюрпризов, уровень масла тоже был в порядке. Быков захлопнул капот и сел за руль. На передней панели стояло украшение, показавшееся ему сомнительным. Это была детская игрушка, представлявшая собой довольно реалистично выполненную фигурку тираннозавра. Словно этого было мало, чья-то преступная рука обрядила звероящера в миниатюрный, по фигуре, бело-голубой десантный тельник, а на пластиковом черепе рептилии сидел залихватски сдвинутый набок голубой берет — очень похожий на настоящий, только маленький.
Глядя на прижизненный памятник самому себе, Быков усмехнулся. Такая прямолинейная, без лишних тонкостей и интеллектуальных выкрутасов шутка была вполне в духе Баклана и прямо указывала на то, что он очень дорожит своим военным прошлым. Роман Данилович перестал улыбаться и вздохнул: эх, Баклан, Баклан…
Луговой был парень простодушный и, если называть вещи своими именами, недалекий, зато бесстрашный и без камня за пазухой. При прочих равных условиях Быкову и в голову бы не пришло в чем-то его подозревать, но папочка, переданная ему на аэродроме генералом Логиновым, помимо всего прочего, содержала один неприятный факт, напрямую касавшийся Баклана. Если верить добытой генералом информации, пару лет назад Баклан подвизался в качестве сотрудника службы безопасности крупной коммерческой структуры, которая была и по сей день оставалась прямым и самым главным конкурентом холдинга, возглавляемого Шапошниковым.
Само по себе это мало что значило, тем более что Баклан был не из тех, кто способен затеять и довести до конца двойную игру. Правда, коль скоро речь шла о большом бизнесе и политике, ему и не надо было ничего затевать самостоятельно: затейников вокруг с лихвой хватало и без него, и любому из них ничего не стоило использовать Лугового втемную. Быков вспомнил, что Жуков и Якушев, считавшиеся в отряде записными шутами, очень быстро перестали обращать острие своих не всегда безобидных проказ в сторону Баклана. Его было просто неинтересно разыгрывать, он принимал за чистую монету любую чушь, произносимую серьезным тоном, и начинал понимать, что его снова обвели вокруг пальца, только когда все вокруг уже неприкрыто покатывались со смеху.
То же самое вполне могло произойти с ним и теперь, с той лишь разницей, что никакими шутками тут и не пахло. Правда, если бы Баклан клевал с чьей-то щедрой ладони, у него просто не хватило бы ума скрывать свое так называемое богатство, продолжая ездить на том ведре с болтами, за рулем которого сейчас сидел Быков…
Чаши внутренних весов Романа Даниловича колебались из стороны в сторону, не в силах перевесить одна другую. Еще сегодня утром подозревать в чем-то своих ребят для него было так же немыслимо, как назвать родную мать шлюхой, — не обозвать сгоряча, кинув в запале ссоры первое пришедшее на ум оскорбление, а обдуманно и спокойно констатировать неоспоримый факт. Кое-какие мыслишки, разумеется, появлялись, но он гнал их прочь: думать о таких вещах всерьез было просто невозможно. Но коротенькая строчка в жизнеописании Баклана, повествующая о его недолгой карьере охранника в головном офисе солидной фирмы, мгновенно перевернула мир с ног на голову. Эта проклятая строчка означала, что Баклан хотя бы теоретически и, возможно, не вполне осознанно все-таки мог работать на противника, снабжая его информацией, которая едва не стоила им всем головы. А если Баклан, самый бесхитростный и простодушный, мог оказаться предателем, то подозревать остальных сам бог велел.
