Партизанам отправили послание, и в начале мая верхушка Сопротивления отобрала для побега команду из пяти человек. Первым шел Карл Пеллер, тридцатичетырехлетний мясник, еврей из Бухенвальда. Вторым стал Хаим Гославски, старший 48-го блока, присматривавший за Фрицем после его номинальной смерти. Будучи уроженцем тех краев, он единственный мог отыскать дорогу к партизанам. Был там еще еврей из Берлина, имени которого Фриц так и не узнал, и двое поляков, назвавшихся «Женек» и «Павел», работавшие на лагерной кухне
[425].
Фрица вовлек в их кружок Гославски; его роль заключалась в том, чтобы добыть для беглецов гражданскую одежду со склада в «Канаде».
Приготовления шли полным ходом, когда в одно утро, перед рассветом, еще до переклички, Гославски передал Фрицу небольшой пакет, размером примерно с буханку хлеба.
– Это для Карла Пеллера, – тихо произнес он и растворился в темноте
[426]. Фриц спрятал пакет под арестантской пижамой и вместе с товарищами пошел на перекличку. Непосредственно в кружок заговорщиков он допущен не был, но догадался, что побег состоится со дня на день.
Позднее тем же утром, придя на работу, Фриц придумал предлог, чтобы отлучиться на территорию Буны, где находился Пеллер, и передать ему пакет. В полдень Женек и Павел принесли на комбинат суп – обед для заключенных. Фриц обратил внимание, что Гославски под каким-то предлогом вызывался их сопровождать. Все беглецы теперь находились на территории комбината, которая охранялась гораздо менее строго, чем собственно лагерь.
Дальше Фриц занялся работой и ничего больше не видел. На перекличке тем вечером оказалось, что все пятеро – Пеллер, Гославски, Женек, Павел и берлинец – отсутствуют. Они просто вышли с комбината, переодевшись в гражданскую одежду, добытую Фрицем, и пропали. Пока СС разыскивало беглецов, заключенные под охраной продолжали стоять на плацу.
Медленно тянулись часы. Приблизилась и миновала полночь, затеплился и разгорелся рассвет, наступило утро, а они все стояли навытяжку, окруженные цепью охранников с оружием в руках. Прошло время завтрака. По рядам побежал возбужденный шепоток: охранники ищут не только пятерых пропавших, но и какого-то еще заключенного, которого видели говорящим с Карлом Пеллером на стройке прошлым утром.
Сердце сжалось у Фрица в груди; если его найдут, бункер на этот раз ему гарантирован – а потом сразу «Черная Стена». Но, несмотря на страх, в душе он ликовал. Побег удался.
Наконец заключенным приказали отправляться на работы. Они так и пошли с пустыми желудками и без сил, но в приподнятом состоянии духа. Дни шли за днями, но, несмотря на слухи, никто не указал на Фрица как на загадочного незнакомца, разговаривавшего с Пеллером. Три недели о беглецах не было вестей… а потом, совершенно внезапно, разразилась катастрофа.
Обоих поляков, Женека и Павела, вместе с берлинцем доставили обратно в лагерь, побитых и растерзанных. Верхушка Сопротивления узнала, что их арестовала полиция в Кракове
[427]. Это было странно – Краков находился далеко от Бескидских гор, собственно, в противоположном направлении. И где были Гославски и Пеллер? Удалось им добраться до партизан?
На перекличке тем вечером троих возвращенных беглецов привязали к скамье и выпороли. И этим, как ни удивительно, и ограничилось наказание. Некоторое время спустя, когда из лагеря отправляли состав с поляками в Бухенвальд, их увезли тоже
[428]. Берлинский еврей остался в Моновице.
Тут-то все и открылось. Слишком напуганный, чтобы заговорить, пока поляки были в лагере, берлинец наконец рассказал другу, что произошло после побега. Дело было в пакете, который Фриц передал от Гославски Карлу Пеллеру. В нем находились деньги и ювелирные изделия, украденные со склада в «Канаде», которыми предполагалось расплатиться с партизанами за их содействие. Встреча была уже назначена, но Гославски и Пеллер так на нее и не попали; в первую же ночь Женек и Павел убили их обоих и сами завладели пакетом. Берлинец до того перепугался, что вмешиваться не стал.
Вместо того чтобы сбежать с добычей, они втроем все-таки решили пойти на встречу с партизанами. Те их действительно ждали, но были недовольны – им сказали, что придут пятеро, где же еще двое? Женек и Павел притворились, что ничего не знают, но партизан их оправдания и увертки не удовлетворили. Неделю они укрывали их троих у себя, но поскольку Гославски и Пеллер так и не появились, партизаны отказались от договоренности. Беглецов отвезли в Краков и там бросили. Одни, без знакомых, те так и бродили по улицам, пока их не арестовала полиция.
Откровения берлинца достигли ушей старшего по лагерю, который сообщил о них эсэсовской администрации.
Несколько недель спустя Женек и Павел снова появились в Моновице – их вернули из Бухенвальда по распоряжению СС. На плацу соорудили виселицы и заключенным приказали построиться.
Явившись на площадь, Фриц с товарищами увидели перед виселицами эсэсовских охранников с автоматами. Заключенных построили рядами и в воцарившейся тишине на трибуну поднялись комендант Шварц и лейтенант Шёттль. В громкоговорители раздался приказ:
– Головные уборы снять!
Фриц и восемь тысяч других сдернули шапки и зажали их под мышкой. Уголком глаза Фриц видел, как двух поляков привели на площадь. Шёттль зачитал в микрофон приговор: обоих ожидала смертная казнь за побег и за убийство.
Сначала к виселице подвели Женека, затем Павела. В обычной эсэсовской манере люков в помосте не было; приговоренным надели на шею петли из тонкого шнура, а потом внезапно сбили с ног, так что те задергались с постепенно убывающей силой. Через несколько минут тела безжизненно обвисли
[429]. Комендант, преподав заключенным урок, распустил строй.
