– Не знаю. – Санджита выгибает бровь. – Мне кажется, ты относишься к ней, как к ребенку, поэтому она ведет себя соответственно.
Я не могу скрыть удивление. Или возмущение.
– У меня три старшие сестры. – Подруга поднимает руки в защитном жесте. – Но иногда кажется, что они мои мамы. И я изо всех сил стараюсь не нянькаться в этом году с Никхилом.
Я сжимаю подвеску:
– А как?
– Ты когда-нибудь приглашала ее в свою комнату? Или куда-нибудь еще, если уж на то пошло? – спрашивает Санджита и подается вперед, чтобы ничего не пропустить из моего ответа.
Повисает долгое молчание.
И подруга, не дождавшись ответа, продолжает:
– А что насчет Джен? Вы тусуетесь вместе? Только вдвоем?
– Она живет по другую сторону Атлантики, как я могу с ней тусоваться! – отвечаю я и сама тут же жалею о своей резкости.
– Например, на каникулах. – Санджиту не так-то просто выбить из колеи.
Я вспоминаю, как мы болтали с Джен в моей комнате на День благодарения, а потом на Рождество. Правда накатывает, как волны прилива. Санджита права. Хэтти давно пыталась мне сказать, что я веду себя с Джен, как с подругой, а с ней, как с ребенком. Словно я ее мама.
А ведь Хэтти уже давно не малышка. Но я относилась к ней снисходительно, а не как к равной. Ей же хочется доверять мне свои секреты. Хочется стать мне подругой. И я осознаю, что мне сейчас это нужнее.
– Ты должна рассмотреть возможность получения двойного диплома, – говорю я. – Юриста и психолога.
Санджита улыбается, радуясь, что я по достоинству оценила ее способности.
Глава 29
Мы с Санджитой еще долго обсуждаем колледжи и планы на будущее. Но стараемся не упоминать Курта или Эмили. Я понимаю, что, возможно, это наш с Санджитой единственный разговор по душам. Мы слишком отдалились друг от друга, и боль прошлого очень велика. Нам не стать настоящими друзьями. Но мне не грустно, я чувствую облегчение. Ведь мы доброжелательно и уважительно относимся друг к другу. А это уже что-то.
Еще наш разговор заставил меня понять, как сильно мне не хватало подруги. Может, мы с Санджитой никогда не будем тусоваться вместе, но есть человек, которого я слишком долго игнорировала, – Хэтти.
Пора избавиться от своей глупой злости. Она не специально втянула нас с Джошуа в неприятности. Ее вины в случившемся нет вообще. И Джошуа исключили не из-за нее. Он не раз нарывался на неприятности, и в конце концов мы сами создали себе проблемы.
Боль, вызванная расставанием, все еще не стихла. Единственный способ двигаться дальше – убедиться, что все не напрасно. Что я чему-то научилась. Если уж на то пошло, лучше действовать, чем сидеть и жалеть себя. Несколько дней я обдумываю, как лучше извиниться перед Хэтти и одновременно наладить отношения, но еще больше времени уходит на то, чтобы собраться с силами для разговора.
Хоть она и моя сестра, но мне чертовски страшно.
В воскресенье, когда Курт отправляется исследовать туннели со своими друзьями, я наконец-то набираюсь храбрости для решающего разговора с сестрой. Или… возможно, отваживаюсь на него потому, что в одиночестве все мои мысли тут же поглощает царящая в душе пустота.
Хэтти недоверчиво относится к моему предложению, но соглашается на встречу охотнее, чем я предполагала. Мы договорились встретиться у ее общежития.
– Почему ты предложила мне одеться потеплее? – спрашивает сестра. – Ты повезешь меня в сибирскую тюрьму?
Я улыбаюсь и направляюсь на другую сторону улицы:
– Нет.
Она мешкает, а потом догоняет меня и пристраивается рядом:
– На заброшенную исследовательскую станцию в Антарктике?
– Нет.
– Мы отправимся на бобслейную тренировку двоек, чтобы поучаствовать в Олимпиаде? – продолжает гадать Хэтти.
– Да.
– Как думаешь, сегодня пойдет снег?
Этот вопрос сбивает меня с толку, потому что вдруг кажется очень важным. Хэтти смотрит на небо.
– Сомневаюсь, – отвечаю я. – До сих пор не выпало ни снежинки. Почему сегодня что-то должно измениться?
– А ведь раньше ты была самой оптимистичной из сестер, – ворчит Хэтти.
Мы молча переходим на другой берег Сены, и, когда доходим до пункта назначения, она сердито говорит:
– Tante Жюльетта. Это вторжение в личную жизнь? Ты узнала о моих сексуальных пристрастиях? Ну, нравятся мне старики в памперсах, что такого-то?
– Я привела тебя не к Tante Жюльетте.
– Я приходила сюда миллион раз, помнишь? – ворчливо говорит Хэтти.
– Просто заткнись и иди за мной, – обрываю я сестрицу. И по какой-то причине Хэтти подчиняется. Она поднимается за мной по лестнице. Где-то на третьем этаже я оглядываюсь и говорю:
– Значит, памперсы, да?
– И колыбельки для взрослых, – хихикает Хэтти. – Это сексуально.
Я смеюсь.
На ее лице появляется слабая улыбка, которая очень быстро исчезает под маской серьезности.
– И сросшиеся брови. Мне нравится старикан с гигантскими сросшимися на переносице бровями, – торжественно заявляет сестра.
Я снова смеюсь:
– О господи, Хэтти.
Мы проходим мимо фиолетовой двери, у которой лежит коврик с леопардовым принтом.
– Видишь, это точно квартира Tante Жюльетты, – говорит сестра.
– А это что? – Я подвожу Хэтти к другой двери.
– Выход на дурацкую крышу. Однажды Джен скинула с нее моего мишку Грязнулю, и его переехал мопед. После этого он уже никогда не стал прежним.
– Она так сделала? Серьезно? – Я поражена. Не помню такого.
– Да, серьезно, – пожимает плечами Хэтти.
Я отпираю дверь и поднимаюсь по расшатанным ступенькам.
– Грязнуля в безопасности. Обещаю, что мы не станем переживать заново этот травмирующий момент твоего детства.
– Я знаю, что ты бы так не поступила, – говорит Хэтти так тихо, что мне приходится приложить усилия, чтобы услышать ее слова.
Я откидываю люк, и сестра щурится от солнечного света. Затем я протягиваю Хэтти руку и помогаю забраться на крышу. Ее глаза расширяются. Моя невозмутимая сестра невероятно удивлена.
– Кто это сделал? – спрашивает она. – Это все твое, верно? Здесь все в твоем стиле.
Я не уверена, хорошо это или плохо.
– Это место мое лишь на время, – объясняю я. – Я приходила сюда несколько лет подряд.
Хэтти разворачивается и с прищуром смотрит на меня:
– Раньше здесь зависала Джен? Это ваше место? Вас двоих?
