– Ты всегда слишком строго относилась к себе. – Джен недоверчиво смотрит на меня.
Я перевожу взгляд на свои руки. Да, я строга к себе. Но разве лучше носить розовые очки, чтобы кто-то мог этим воспользоваться? Чтобы кто-то мог разбить тебе сердце? Не лучше ли сделать это первой? Я думала, честность делает людей сильнее.
– Эй, – Джен подталкивает меня, – покажи, что в коробочке. – Я вскидываю голову, и она передергивает плечами. – Я видела, что он передал тебе ее вчера.
– Как он выглядел? – вырывается у меня.
– Как человек, у которого вырвали сердце и растоптали его.
Я ужасная. Я сделала ему больно. Мне никогда этого не хотелось, но это все равно произошло.
– Ты правда думаешь, что, расставшись с ним, поступила правильно? – спрашивает Джен.
– Я не знаю… – Но тут же качаю головой: – Нет, не так. Я поступила правильно. Да, я права.
– Но ты все еще любишь его, – то ли спрашивает, то ли утверждает сестра.
– Да. – Я сглатываю.
– Сильно? – Джен настойчива – впрочем, как и всегда.
– Да, – вынуждена я признать правду.
– А что-нибудь изменится, если ты покажешь мне, что он подарил? – Сестра замирает и ждет моей реакции.
– О господи, ну как ты можешь быть такой жестокой… – начинаю было я.
– Нет, я не жестокая, я властная, – усмехается сестра. – Исправься.
– Уф! Хорошо, – сдаюсь я.
Джен открывает ящик с носками.
– Так и знала, что найду тебя здесь, – говорит она коробочке.
Затем снимает крышку и осторожно достает листок. Разворачивает его.
– Ого, сиськи! – восклицает сестра.
Дерьмо. Я и забыла, что он нарисовал нас обнаженными.
– Так… у вас, ребята, все серьезно, – смеется Джен.
– Пожалуйста, Джен, не надо, – умоляю я, но все тщетно.
– Это дерево Джошуа? На острове?
– Да.
– Вот… черт! – Джен вдруг становится очень серьезной. – Ты знаешь, что это самый романтичный подарок.
– Знаю, – сознаюсь я.
– Он хорош. Как художник, – поясняет сестра. – В смысле, он хорошо рисовал еще в девятом классе, но я бы не сказала, что это нарисовал старшеклассник. Пусть даже талантливый старшеклассник. Рисунок нереально крутой.
– Пожалуйста, прекрати осыпать моего бывшего комплиментами! – прошу я.
Бывшего… Это слово вызывает тошноту. Я впервые так назвала Джошуа. И мне безумно хочется взять свои слова обратно.
– Я просто говорю, что он талантлив, – пожимает плечами Джен.
– Почему бы тебе лучше не рассказать мне про Сару? – стараюсь я сменить тему.
Джен скручивает рисунок и кладет его обратно в коробочку.
– Ты победила, – вздыхает она.
Но она не права. Я все потеряла.
За целую неделю, наполненную страданиями, Джош так ни разу и не позвонил. Сообщений он тоже больше не присылал. Наступил канун Нового года. С улицы доносятся крики, песни и пьяный хохот гуляк. Наши соседи последние три часа громко слушают дабстеп. А я в одиночестве смотрю телевизор в своей комнате. На первом свидании Джош говорил, что встречает Новый год так же.
До полуночи десять минут.
В этом году мы хотели отпраздновать в «Кисмет». Собирались поцеловаться, когда часы пробьют полночь. У меня никогда не было новогоднего поцелуя.
И от этих мыслей меня вновь охватывает тоска. А еще меня продолжает терзать то слово – бывший. До сих пор не верится, что Джош теперь бывший. Я не думаю… Я не… Я уже не знаю, почему так поступила. Думаю, в тот вечер я испугалась. Знаю, что испугалась. И теперь меня не покидает очень глубокое, очень отвратительное чувство, что я совершила ошибку.
Джош сказал, если я не стану смелее, то никогда не разберусь в себе. Смелость нужна, чтобы извиниться перед ним, чтобы признать свою вину и, уж конечно, чтобы молить о прощении на коленях.
Что я натворила? Я люблю его. Конечно, ради него стоит стать смелее.
В порыве чувств я скидываю пижаму и натягиваю платье, пальто и ботинки. А затем, выкрикивая на ходу, что скоро вернусь, проношусь мимо дремлющих в гостиной родителей. Не обращая внимания на их обеспокоенные крики, я перебегаю дорогу и быстро иду по тротуару. Морозный воздух щиплет щеки, а сильный ветер треплет волосы.
«Джош, я иду. Я знаю, что ты там. Пожалуйста, не уходи», – умоляю я его всю дорогу.
Сворачиваю за угол, и вот он – маяк моей надежды. Я бегу к светящемуся окну, по пути чуть не попав под такси и врезавшись в парня, которого тащит домой друг. Раздается громкий злой окрик, но я замедляю шаг лишь у сияющей стеклянной двери «Кисмет». Кафе все еще открыто. Но здесь никого нет.
За столом сидят двое сотрудников. Когда я вхожу, они удивленно поднимают головы.
– Простите, но здесь должен быть парень. – Я задыхаюсь, но из-за громко ревущего из колонок рока приходится почти кричать. – Здесь был парень? Моего возраста?
Женщина, на груди которой из-под форменной блузки виднеются татуировки, качает головой:
– Извини, милая. Здесь уже часа два никого нет.
Вдали раздаются взрывы фейерверков и радостные возгласы. Пищат сигнализации, люди кричат из окон.
Полночь.
Я выбегаю на улицу и судорожно осматриваюсь по сторонам, но Джошуа нигде не видно. Мимо кафе, крича во все горло, пробегают две девушки-студентки.
Нет, он придет. Он почувствует, что я здесь, как в прошлый раз.
– Ты в порядке? Выглядишь неважно. – Женщина с татуировками стоит возле меня и хмурится.
– Мой па… мой Джош… Джош. Он придет. Он появится здесь в любую секунду, – бормочу я, вид у меня при этом, должно быть, совершенно безумный.
На улицу выглядывает другой сотрудник, жилистый парень, в котором я с запозданием узнаю Эйба Линкольна.
– Ты забыла мой поцелуй, Мэгги.
– Я ничего не забыла, – отвечает моя собеседница.
– Он придет, – как мантру повторяю я.
Мэгги смотрит на меня искоса:
– Сколько тебе лет? Твои родители знают, что ты не дома?
Я обжигаю официантку взглядом:
– Может, я и коротышка, но не ребенок.
Она пожимает плечами:
– Хорошо. Но я все равно подожду здесь с тобой.
– Вы не должны этого делать. – Я злюсь все сильнее.
Холодный ветер завывает, принося с собой звуки непрекращающегося веселья. Я сильнее закутываюсь в пальто.
– Господи, – Эйб дрожит, – подожди хотя бы внутри.
