– Мы точно приехали куда надо? – спрашиваю я.
– Думаю, да. – Джош проводит рукой по волосам. – Давай поищем там.
Он показывает в менее пустынную часть района. Мы бредем по улице, стараясь втиснуться под один зонт. Морось сменилась туманом. Сквозь трещины на тротуаре проглядывает трава. Здесь все выглядит заброшенным. Наконец мы выходим к высокому холму, на вершину которого ведут несколько лестниц и эскалаторов, расположенных группами. Эскалаторы! Никогда не видела, чтобы их устанавливали на улице, втискивая между домами и сувенирными магазинами.
Пока мы поднимаемся на поскрипывающих эскалаторах, туман постепенно рассеивается, а когда достигаем вершины холма, он испаряется, и нас заливает солнечный свет. Мы запрокидываем головы и любуемся безбрежным голубым небом.
Через квартал мы оказываемся у холма поменьше.
– Кажется, нам туда, – говорю я.
Джошуа неожиданно подхватывает меня на руки, закидывает меня на плечо и бежит к нему. Я громко смеюсь, а Джош победно кричит. Я колочу его по спине, но Джош опускает меня лишь тогда, когда мы проходим сквозь ворота и оказываемся на вершине. Он триумфально вскидывает руки:
– Победа за мной! – А затем сгибается. – Сейчас сдохну.
– Так тебе и надо. – Я улыбаюсь.
Джош склоняет голову:
– Вот так, да?
И тут он замечает, как меняется выражение моего лица. Джош поворачивается и выпрямляется от изумления.
Мы не просто на вершине холма. Мы на самой верхней точке Барселоны.
Паутина городских улиц с четкими прямоугольниками коричневого, серого, желтого и красного цветов заполняет все пространство вплоть до горизонта. Над крышами домов возвышаются шпили и строительные краны Саграда-Фамилия, а прямо под нами начинает свой бесконечный путь зеленое море – Парк Гуэль.
Неподалеку мы видим башенки и скульптуры, созданные для этого парка самим Гауди – возле них собрались толпы народа, – но здесь, наверху, царят покой и безмятежность. Воздух такой свежий и чистый, что даже дышится легче. Впервые за несколько месяцев мир вокруг меня затихает. Еще до Парижа, еще до Нью-Йорка… вообще-то, не могу вспомнить, когда в последний раз я ощущала настолько безмерное спокойствие.
– Похоже, мы пришли сюда окольным путем, – говорю я. – Надо почаще терять карту.
Мы молча, взявшись за руки, бредем по главной дорожке. Я в восторге. Проходит несколько минут, прежде чем нам на глаза попадаются другие люди: девушка, пытающаяся продать двум японкам серьги с перьями, которые разложены на небольшом покрывале перед ней. Джош кивает на узкую тропинку, петляющую между деревьями, и мы сворачиваем на нее.
Я выжимаю волосы, а он энергично трет голову. Капли разлетаются в разные стороны.
– Эй, – говорю я. – Смотри, куда целишься.
Джош склоняет голову в мою сторону и трет сильнее.
– Это так по-мальчишески, – фыркаю я.
– И ты меня за это любишь, – парирует Джош.
– Люблю, – Я улыбаюсь.
В воздухе пахнет озоном и хвоей. Здесь так много зелени, что кажется, будто ты оказался далеко-далеко за городом. Кипарисы, оливковые деревья, пальмы, какие-то экзотические кустарники с сочными красными ягодами…
Вдруг Джошуа останавливает меня. И я слышу звуки. Воспользовавшись дождливой погодой, распугавшей посетителей, какая-то парочка решила уединиться в близлежащих кустах и теперь страстно там занимается сексом. Шокированная, я открываю рот, а Джош тихонько смеется. Мы идем дальше, чтобы не беспокоить влюбленных. Не удивлюсь, если они наши ровесники. В Европе у многих подростков нет машин, и они часто живут с родителями до окончания колледжа. Поэтому парки среди влюбленных чрезвычайно популярны.
Джош показывает на укромный уголок в стороне от тропинки. Сейчас он выглядит таким трогательно робким, что у меня от умиления сжимается сердце.
А еще, Джошуа и не догадывается, что я тоже заприметила это место.
Мысли, что мы могли так же, как и та парочка, заняться любовью, посещают нас обоих. Мы пробираемся сквозь кустарник. Я встаю на цыпочки, и наши губы встречаются, а тела опускаются на землю. Наши сердца бьются в унисон как сумасшедшие. Джош расстегивает мое пальто и скользит рукой под платье. Жаль, что я в колготках. Но тут Джошуа отстраняется:
– Это плохая идея. Не здесь. А если зайдем дальше, остановиться будет невероятно сложно. И так мне уже нелегко…
– Извини. – Я тянусь, чтобы дотронуться до него, но он откатывается:
– Нет, все нормально. Просто… дай мне минутку.
В просвете между листьями мы видим еще одну парочку на тропинке. Они замечают наше присутствие и хихикают. Еще одна причина дождаться заселения в отель. Я накидываю пальто на толстую ветку, чтобы просушить его. Затем расстегиваю ботинки и снимаю мокрые колготки.
Джошуа прикрывает лицо рукой.
– Ты меня убиваешь, – стонет он.
Я улыбаюсь и выкручиваю подол платья.
Он стонет громче:
– Так нечестно. Девчонки такие вредные.
– Дай мне твою толстовку. – Я смеюсь. – Я тоже повешу ее просушиться.
Джош послушно стягивает толстовку. От этого задирается его футболка, и, пока он не поправляет ее, я не свожу взгляда с самой нижней части его живота. Мой парень не знает, что он тоже убивает меня. Я развешиваю его толстовку и ложусь рядом. Мы смотрим на небо. Джош кладет голову на свой рюкзак, а я – на его грудь. Шелестит ветерок, окружая наше временное пристанище ароматом хвои.
– Твои глаза напоминают мне о соснах, – говорит Джош.
– Я всегда хотела, чтобы они были более зелеными, – вздыхаю я. – Мой цвет такой скучный.
– Не говори так. – Он целует меня в макушку. – Я тебе когда-нибудь рассказывал о коттедже?
– Не-а.
Я прислушиваюсь к биению его сердца.
– Моя семья часто по осени арендовала коттедж на севере штата, – начинает Джош. – Там были грубо оштукатуренные стены, камин из камня, лоскутные покрывала на кроватях. Пока мы отдыхали, папа переставал беспокоиться о политике, а мама переставала беспокоиться о папе. Мы лазали по горам и собирали яблоки в заброшенном саду. Но мы не съедали их все, а бросали в ручей, чтобы посмотреть, как они уплывают по течению. По вечерам мы играли в настольные игры…
– Какие игры? – перебиваю я.
– Моя любимая «Крокодил».
– Ну конечно. – Я еще сильнее прижимаюсь к Джошуа.
– Мамина любимая «Клуэдо», а папина – «Риск». А потом родители готовили на ужин жаркое с пюре и печеными яблоками…
– Из сада? – снова задаю я вопрос.
– Да. И пока они готовили, я устраивался у камина на коврике с огромными стопками бумаги и рисовал. А… когда поднимал голову, то видел родителей на кухне, а за их спинами – идеальное круглое окно. С моего места на полу в это окно были видны лишь сосновые деревья. Так что мне нравятся сосны, – заканчивает он, после небольшой паузы. – Очень.