– Надо было меня разбудить, – качаю я головой. – Ты несколько часов просидел в одной позе.
Джош надевает толстовку:
– Но тебе нужно было отдохнуть.
Решив путешествовать налегке, мы взяли лишь по рюкзаку, в которые сейчас засовываем свои вещи. Поезд останавливается, мы выходим, и меня тут же охватывает дрожь – ветер на улице невероятно сильный. Солнечный рассвет сменился серым утром. И пока наш второй поезд с грохотом несется к Барселоне, небо все сильнее темнеет. Французские поля зеленые и серые, а испанские – зеленые и золотистые. Но грозовые облака приглушают все краски.
– Я так полагаю, ты не взял зонтик? – спрашиваю я.
– У меня его вообще нет, – усмехается Джош.
– Ах, точно. – Мой голос сочится ехидством. – Я и забыла, что у тебя водонепроницаемая одежда.
– Ты мне нравишься. – Джош весело смеется.
Я улыбаюсь, опустив взгляд. Даже спустя месяц поцелуев он окрыляет меня одной фразой. Кому в таком случае есть дело до дождя?
* * *
Через два часа мы выходим из вокзала Барселона. Нас окружает множество старинных зданий и… грязных улиц. Мы проходим мимо компании скейтеров, и клацание скейтборда, ритмично бьющего по бетонным бордюрам, вторит приближающимся грозовым раскатам. Начинается ливень. Скейтеры мчатся к укрытию, и мы инстинктивно бежим за ними в ближайшее кафе.
– Слава богу! – Джош расслабляется, заметив еду. – Как нам повезло.
Наша мокрая обувь скрипит по оранжево-красной плитке пола. За стеклянной стойкой лежат небольшие багеты с ха-моном, топленым сыром и толстыми ломтиками картофеля. Я заказываю три разные начинки для бокадильи – chorizo
[36], un jamón serrano y queso manchego
[37], y una tortilla de patatas
[38], – и мы усаживаемся за стойку у окна, из которого открывается вид на забитую машинами дорогу.
Джош отрывает огромный кусок бокадильи с чоризо.
– Знаешь, что на самом деле здорово? – задумчиво спрашивает он. – Мы никогда этого не обсуждали, но когда дело доходит до еды, то мы, оказывается, придерживаемся одних принципов.
– Разнообразие?
– И большое количество. – Джош тычет в меня пальцем. – Эй, ты говоришь по-испански?
– Испанский, sí. Каталанский – нет. Каталанский – родной язык барселонцев, хотя здесь говорят на обоих языках. Было бы мошенничеством с моей стороны ходить в школе на французский.
– Ты знаешь еще какие-нибудь языки? – Джош, похоже, впечатлен.
– Только китайский. О… и немного русский.
Джош замирает.
– Шучу. – Я расплываюсь в улыбке.
– Может, именно этим тебе и стоит заняться? – говорит после минутного размышления Джош. – Я имею в виду, языками. Станешь потом переводчиком.
Я морщу нос.
– А еще ты могла бы стать поваром и виртуозно готовить сэндвичи, – не унимается Джошуа. – Или профессиональной скейтбордисткой. А как тебе проводница поездов?
– Продолжай, – со смехом прошу я.
Наш спонтанный завтрак кажется мне необычайно вкусным, потому что испанская ветчина просто невероятна. Это как рыба в Японии или говядина в Аргентине. Или любое блюдо во Франции. Хотя тут у меня предвзятое мнение. Я изучаю карту, которую нарисовал прошлым вечером Курт. Он перестал расстраиваться из-за моей авантюры, когда осознал, что у него появилась уникальная возможность стать картографом.
– Возьмем такси до Каса-Мила? – спрашиваю я. Это первая отметка, поставленная на самодельной карте Куртом. – Или сначала заселимся в отель?
Джош убирает с моего лица мокрый локон:
– Сегодняшнее утро напомнило мне о прошлом июне.
Я поднимаю голову и вижу, что Джошуа погрузился в воспоминания. Он медленно накручивает мой локон на испачканный чернилами указательный палец, затем легонько тянет меня вперед, и мы растворяемся в поцелуе.
Отель. Определенно отель.
Глава 16
Забронированный Джошуа отель великолепен. Холл украшают мозаичные колонны, во внутреннем дворике бьет фонтан, и повсюду из настенных горшков свисают экзотические растения.
К сожалению, заселяться еще рано.
Напряжение, повисшее между нами в такси, хорошо ощутимо, почти физически осязаемо. Не знаю, как мы продержимся несколько часов, но надеюсь, прогулка по городу немного отвлечет нас.
Сейчас же мы едем в самое сердце Барселоны. Повсюду с балконов свисают промокшие от дождя флаги в красно-желтую полоску, некоторые из которых украшают еще синий треугольник и звезда – символы борьбы за независимость Каталонии. Город, с одной стороны, похож на многие другие города Западной Европы, но с другой – здесь больше необычных, выкрашенных яркой краской зданий, крутых возвышенностей и зелени.
– Здесь словно слились воедино Париж и Сан-Франциско, – мечтательно говорит Джош.
Либо он пытается сменить тему, чтобы разрядить обстановку, либо вспомнил о своих друзьях в Калифорнии. Вероятно, и правда стоит поговорить о чем-то нейтральном.
– Кстати, как сейчас поживают Сент-Клэр и Анна? – спрашиваю я.
– Хорошо. – Джошуа выпрямляется. – Они уже, можно сказать, живут вместе.
– Ого. Уже? Как думаешь, это любовь до гроба?
Джош хмурится:
– Да, конечно. – А затем видит выражение моего лица: – Извини. Иногда я забываю, что ты их не знаешь.
А я этого не забываю.
Они наблюдают за мной, сверлят взглядами каждый раз, когда я оказываюсь в его комнате. Его друзья постоянно присутствуют в нашей жизни, следят за нами с рисунков. Мне хотелось бы познакомиться с ними поближе. Хотелось бы, чтобы они знали – я тоже теперь являюсь частью жизни Джошуа.
– Сент-Клэр и Анна из тех пар, что будто созданы друг для друга, – говорит тем временем Джош. – Полное взаимопонимание, настоящая химия. Он зациклился на ней с момента их знакомства, хотел говорить лишь о ней. И со временем ничего не изменилось.
– Мне нравится Анна. В смысле, Сент-Клэр тоже нравится – он всегда был дружелюбен со мной, – но я не так хорошо его знаю. Не то чтобы мы с Анной когда-нибудь тусовались вместе. – Не знаю, почему я продолжаю болтать. Возможно, чтобы не ощущать себя оторванной от этой части жизни Джошуа. – Но она жила на моем этаже. И в первую неделю учебы разнесла в пух и прах Аманду Спиттертон-Уотс, защищая меня.
Джош улыбается:
– Она даже ударила ее. Прошлой весной.