Грей махнул рукой в сторону тоннеля.
– Затворив врата, Сейхан выиграла нам время. Сколько – непонятно, но в любом случае не слишком много. Надо использовать фору с умом и поискать другой, черный выход.
Бейли кивнул.
– Феаки были слишком умны, не заперлись бы. Наверняка предусмотрели запасный выход на случай штурма главных ворот.
– Вот только где он? – вслух подумала Мария и обвела рукой город.
Грей покачал головой:
– Если и есть другой выход, то вон там. – Он указал в сторону высокого дворца. – Местный царь должен был устроить себе личный путь к отступлению.
Мак поморщился, но вынужден был согласиться:
– Логично. Хунайн ведь тоже сообщал, что защитный механизм активируется где-то там?
– За дворцом, где пылают огни Аида и таятся титаны, – вспомнил Бейли.
Несогласие выразил только Ковальски:
– Ладно вам, ребята, вы правда хотите туда?
Грей не обратил на него внимания и направил всех к выходу с террасы – к пандусу, ведущему на верхний ярус города. Бронзовые постройки создавали лабиринт кривых переулков и узких, петляющих улочек. Однако через все ярусы, пронизывая их, спускалась одна из крупнейших городских лестниц – та, что лежала недалеко от основания рампы.
Грей поторопил команду, указав на известняковые ступени и на золотые дворцовые ворота.
– Спускаемся, потом снова наверх. Идти от силы полмили.
– А вдруг мы не сумеем проникнуть во дворец? – спросил Мак, заметив за лестницей тоннель, запечатанный бронзовой крышкой. – Вдруг он так же заперт, как и эти люки?
– Узнаем на месте, – ответил Грей. – Вперед.
Подсвечивая себе фонарем, он повел группу вниз, по променаду шириной в двадцать ярдов. Еще четыре таких же спуска делили город на крупные секции. В ступенях виднелись неглубокие выбоины – столетиями феаки подошвами сандалий постепенно стирали известняк.
Грей вообразил город, полный жизни и суеты: по ступеням туда-сюда бегают дети, за прилавками стоят торговцы, моряки со смехом возвращаются из плавания, радуются прибытию домой.
Однако Бейли напомнил о мрачной стороне города:
– Посмотрите на статуи.
Священник повел лучом фонарика вдоль ряда бронзовых скульптур, что обрамляли ступени. Каждая была минимум вдвое выше Грея; сосредоточившись на цели, он почти и не заметил исполинов.
Бейли задержался возле одного изваяния: мужчины, припавшего на колено и опирающегося на бронзовую дубину. Подойдя, Грей пригляделся: на него смотрел бронзовый глаз, зрачком в котором служил крупный черный бриллиант.
– Циклоп, – чуть слышно произнес Бейли. – А еще вон там.
Он посветил в другую сторону, на крупного мужчину с голым торсом, мощными ногами, которые оканчивались копытами, и рогатой бычьей головой.
– Минотавр, – догадался Грей.
Мак со стоном обошел эту статую по широкой дуге, припомнив, видимо, встречу с чем-то подобным на корабле в Гренландии.
– Похоже на музей греческих и римских мифов, – сказал Бейли, спеша дальше и присматриваясь на ходу к каждой статуе. – Вон та громадная птица – должно быть, родич орла, которого Зевс посылал пытать Прометея. Та дева с кувшином, посмотрите… Похоже, это сама Пандора. А вон те два пса, что будто изготовились прыгнуть… Спорю, это их Гефест сработал в дар царю Миносу.
Придерживая Эгги на плече, Сейхан ткнула Грея локтем в бок и указала на пару настоящих великанов, вдвое выше любой другой статуи. Они стояли по обе стороны от лестницы, держа в огромных руках бронзовые валуны. Проходя под их холодными взглядами, Грей отметил высокие купола черепов и концентрические круги на месте глаз. Он уже видел этих гигантов, только тогда они были сделаны из камня.
Сардинские гиганты Монте-Прама.
Ковальски тоже узнал их. Проходя между стражами, он прошептал:
– Елена рассказывала, что Гефест изготовил гигантов, метавших валуны. А еще такого, который сжигал людей заживо.
– Это вы про Талоса? – сказал, подойдя, Бейли. – Стража острова Крит?
– Вроде да, – пожал плечами Ковальски.
Бейли продолжил:
– Талоса одолела Медея – при помощи зелий положила конец его огненному бдению. – Священник огляделся, рассматривая другие четыре лестницы и стоявших на них великанов. – Здесь буквально оживает греческая история…
Ковальски зарычал на него:
– Надеюсь, все же нет, падре. Лучше прислушаемся к совету арабского капитана и не станем тут ничего оживлять.
18:48
Спускаясь по лестнице, Мария старалась держаться ближе к Джо.
– Думаете, это возможно? – спросила она остальных. – Чтобы феаки создали все это своими руками?
На лице Грея читалось сомнение, зато Бейли был уверен.
– Я глубоко изучал историю античных автоматических механизмов и прочих устройств. В эпоху эллинизма родилось много таких штуковин. Их создавал Гефест, проектировал Дедал…
– А разве все это не мифы? – спросила Мария.
– По большей части, конечно же, мифы, но есть и много достоверных исторических сведений: о греческих мастерах, инженерах и математиках, создававших невероятные самоходные машины, помимо Герона Александрийского и его магических храмовых врат. Чьи-то имена сохранились, прочие канули в безвестность. Филон Византийский создал себе служанок. Другой мастер соорудил механического коня, способного пить. Даже врата древнего олимпийского стадиона, говорят, открывались сами, и при этом в небеса взмывал бронзовый орел, а в воду нырял бронзовый дельфин.
Грея это не убедило, и Бейли привел еще аргументы:
– Мало кто знает, насколько были продвинуты греки. Они слыли мастерами гидравлики и пневматики: изобрели кронциркуль и строительный кран, сложные шестерни и лебедки, карданный подвес и насосы. Возможно, феаки, народ мореплавателей, собирали подобные знания и на их основе работали тут, в безопасной изоляции от мира, на краю света. Представляю, как они собирали механизмы, экспериментировали, строили, испытывали. А если они в конце концов открыли мощный источник энергии, то это помогло им совершить технологический прорыв.
– Пока они не зашли слишком далеко, – добавил Мак, мотнув головой в сторону темного заброшенного города, основания которого они наконец достигли.
– Ну, урок они усвоили, – заметил Джо. – Это уж точно.
Мария задумалась. Согласно антропологии, знания передаются от одной культуры к другой: если в одной части мира период открытий заканчивается, начинается в следующей. В западном мире факел изобретений переходил от греков к римлянам, а когда Римская империя пала, его перенял арабский мир – запалив пламя золотого века ислама. Позднее, когда оно угасло, эстафету снова приняла Европа.
