Как ни странно, мама, которая никогда не интересовалась мультиками, села смотреть с нами, а папа, который всегда все смотрел с нами, ушел в другую комнату. Вообще смотреть телевизор нам нравилось только с папой. У папы всегда можно было в самом начале уточнить, кто хороший, а кто плохой, за кого следует переживать и хорошо ли все кончится. Мама и дедушка отвечать на такие вопросы отказывались и говорили, что по ходу действия нам все станет ясно. Кажется, они не понимали, что смотреть, не зная таких вещей, очень трудно. К тому же только папа показывал нам диафильмы, и мы знали, что наши вкусы во многом совпадают. Больше всего мы любили длинные, двухсерийные диафильмы, Мелкий — «Лоскутик и облачко» и «Остров сокровищ», я — «Любовь к трем апельсинам» и «Маленькую Бабу-Ягу», а папа — «Затерянный мир».
Мультик начался. И это был очень странный мультик. Во-первых, он был какой-то серый, тусклый и расплывчатый, во-вторых, было решительно непонятно, что там происходит, в-третьих, он сопровождался какими-то странными, невнятными звуками, в-четвертых, он был про каких-то маленьких животных. В общем и целом, происходящее было невероятно: до этого момента мы не представляли себе, что мультик может быть унылым. Где-то в середине Мелкий затосковал, а я занервничала, потому что вспомнила про кабель, но мы все еще не теряли надежды и терпеливо смотрели. А потом мультик — совершенно внезапно — кончился. Мы с Мелким недоуменно посмотрели друг на друга. Мама, оторвавшись от экрана, улыбнулась нам и спросила: «Вам понравилось?» Мы предпочли уклониться от ответа на вопрос, нам не хотелось ее расстраивать, к тому же мы торопились на улицу, нас волновала судьба кабеля. Кабеля во дворе мы, конечно, не обнаружили...
Когда мама в следующий раз позвала нас смотреть мультики, Мелкий как раз сообщал мне, что нашел на помойке какую-то гадость. Гадостью Мелкий называл все интересные вещи, обнаруженные на помойке или свалке, потому что их так называла тетушка, и он, когда был совсем маленький, думал, что это слово просто означает все найденное в этих местах, а теперь употреблял его просто по привычке. Гадость он оставил там и, ликуя, отказывался говорить, что же конкретно он обнаружил, предлагая немедленно пойти на помойку вместе и посмотреть. В тот момент, когда раздался голос мамы, мы как раз туда собирались. Мы переглянулись.
— Знаешь, — сказала я, — мы же могли бы уже быть в соседнем дворе, и тогда мы бы не услышали маму. Да мы уже практически там... Кстати, ты гадость спрятал?
— Да, — успокоил меня Мелкий, — и, мне кажется, ты права, мы же почти ничего и не слышали. Мама всего два раза позвала.
Вечером, перед сном, Мелкий потерся головой о мамин локоть и попросил:
— Мама, почитай нам сказку, это только ты умеешь! — Потом вздохнул и добавил: — А мультики смотреть умеет папа.
Я укоризненно посмотрела на него, но он не смог удержаться — помимо стойкости чувств Мелкий отличался обостренным ощущением справедливости.
Экзорцизм
В детстве я очень хотела совершить подвиг. Желание подвига преследовало меня, заполняло мои сны и отвлекало от разных неважных дел вроде правописания и математики. Единственное, что меня останавливало, — в окружающей действительности подвигу решительно не было места. Вокруг никто не тонул, не горел и не страдал от притеснений. Даже бездомных кошек и собак почему-то не встречалось. Оставалось только читать книжки о чужих деяниях, неистово завидовать — и ждать. В тот день, когда я познакомилась со Священным Писанием, я поняла, что мое время наконец пришло.
Священное Писание было пронесено в дом контрабандным путем. В роли контрабандиста выступила моя тетушка. Между бабушкой и дедушкой существовал молчаливый консенсус, согласно которому знакомство с этой историей должно было произойти чуть позже: я была впечатлительным ребенком, наделенным избыточным воображением. К избыточному воображению прилагалось умение рассказывать. Моя репутация во дворе держалась исключительно на этом. В умении рассказывать истории мне не было конкурентов. При этом я никогда не могла удержаться от того, чтобы творчески переосмыслить услышанное, прочитанное или увиденное и наполнить его леденящими душу подробностями. После некоторых моих рассказов сна лишалась не только я сама и Мелкий, но и большая часть двора. Дедушке пришлось запрятать альбом Босха подальше исключительно потому, что я, насмотревшись, полгода засыпала только при включенном свете, а Мелкий, которому я комментировала изображения, полгода спал с дедушкой. Так что опасения по поводу того, как на меня могут подействовать истории из Ветхого и Нового Заветов, были вполне резонными.
Причины, по которым тетушка решилась нарушить договор, крылись в том, что на школьные собрания ходила именно она. Там она общалась с родителями моих одноклассников. Родители были по преимуществу молоды и прогрессивны, и это, в частности, отражалось в том, что они считали: детям — в дополнение к программе первого класса — просто необходимы знания о двух сферах жизни — религиозной и половой. Тетушка очень переживала, что бабушка и дедушка воспитывают нас недостаточно прогрессивно, именно поэтому она с большим трудом достала две книги — «Жизнь Иисуса Христа и история первой церкви» и «Сексуальная жизнь для детей от шести до девяти лет». Эти книги были вручены мне тайно — никто ни о чем не договаривался, но в момент передачи книг мы обе чувствовали себя заговорщицами.
Книга о сексуальной жизни разочаровала меня сразу. Во-первых, она была тонкая, а я ненавидела тонкие книги, потому что они быстро заканчивались. Во-вторых, она была наполнена враньем. Взять хотя бы рисунки: в зрелом возрасте семи лет я отлично представляла, как выглядят мужские и женские половые органы. Бабушка работала врачом, в доме было три анатомических атласа и бесчисленное множество справочников по венерическим заболеваниям. То, что было нарисовано в книжке, совсем не походило на то, что было изображено в атласах и справочниках. Текст только усилил мое недовольство. К примеру, там было написано, что влюбленные друг в друга люди много времени проводят вместе: играют в волейбол, купаются, разговаривают, после чего наступает момент, когда они хотят испытать что-то новое. Под новым подразумевались сексуальные отношения. С моей точки зрения, это было наглой ложью. В первом классе я была счастливо влюблена в четырех человек и небезосновательно считала себя в этом вопросе достаточно искушенной. Двоих из четырех любимых я знала с того момента, как нам исполнилось пять. Мы много лет проводили все свободное время вместе, в том числе купались, играли в волейбол и разговаривали, и у нас ни разу не возникло никаких таких потребностей. Поэтому я закрыла эту книгу и открыла вторую. Она пленила меня сразу. Не в последнюю очередь потому, что это были комиксы. Комиксов я до этого никогда не видела, и этот способ изложения показался мне совершенно прекрасным. Я не заметила, как прочитала ее.
Закрыв книгу, я поняла, что моя жизнь изменилась навсегда. Кроме того, я осознала, что эта история — продолжение другой, которая занимала меня уже некоторое время. По телевизору шел мультсериал. Он назвался «Суперкнига» и был посвящен библейской истории. Я смотрела его с большим удовольствием, поэтому в общих чертах представляла себе события Ветхого Завета. Последняя серия, которую я видела, рассказывала о ковчеге. Вторым источником знания об этих событиях была моя подруга Аня. Недавно в семье Ани возникли проблемы, которые она переживала очень тяжело. Мы были лучшими подругами, поэтому всеми переживаниями она немедленно делилась со мной. Проблемы в семье были связаны с тем, что Анина мама решила принять католичество, в то время как вся Анина семья придерживалась иудаизма. Аня маму решительно осуждала. Иисус вызывал у нее глубокую неприязнь, она считала его трусом. Я была с этим решительно не согласна. По дороге в школу мы вели долгие и яростные теологические споры, которые обычно заканчивались тем, что мы опаздывали на первый урок.
