Мы переписывались почти год, письма приходили не реже двух раз в месяц, а потом резко оборвались. Как-то вечером — писем не было уже почти два месяца — дедушка сказал мне:
— Послушай, Эльза, в том месте, где жила Митина семья, случился военный конфликт. Они наверняка уехали оттуда вовремя, но могли в спешке потерять адрес. Много всего могло случиться. Нужно подождать.
— «Военный конфликт» — это война? — уточнила я.
— Не совсем, — ответил дедушка помолчав, — но тоже опасно.
— Понятно, — сказала я.
Страна теперь гораздо меньше, но все же достаточно большая для того, чтобы у значительной части детей изображение цветов в темах, посвященных первому месяцу весны, вызывало вопросы. Со мной произошло много всего, но любовных писем мне больше никогда не писали. У меня по-прежнему синяки под глазами, но я больше об этом не волнуюсь. Я знаю, что снегири едят с рук, даже самочки, просто нужно быть достаточно терпеливым.
Покушение с негодными средствами
Это была единственная игра, в которую бабушка играла с нами. Бабушка придумала ее во время очередной простуды Мелкого. У него только что упала температура, и он, лежа в кровати, играл с бутылкой шампуня. Прозрачная бутылка болгарского шампуня была припасена специально для таких случаев. Мелкий, когда болел и не мог вставать, любил переворачивать эту бутылку и смотреть, как янтарно-желтые пузырьки медленно перемещаются сверху вниз и меняют форму. Я сидела рядом и листала книжку, которую забыл на столе кто-то из взрослых. В книжке не было решительно ничего интересного, поэтому я автоматически перелистывала страницы. Открытка обнаружилась ближе к концу книги. Она была старая, потрепанная, черно-белая, с изображением замка. Я показала находку Мелкому, который внезапно заинтересовался ею.
— Как ты думаешь, кто живет в этом замке? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила я, — но могу подумать.
В этот момент с градусником и лекарствами пришла бабушка, и Мелкий переадресовал вопрос ей.
— Быстренько выпей таблетки, и все узнаешь.
Мелкий, смиряясь с неизбежным, тяжело вздохнул и протянул руку за лекарствами. Бабушка села на стул, взяла открытку. Несколько секунд она смотрела на нее с каким-то странным лицом. А потом начала рассказывать.
— Замок был в Городе. Этот город был населен людьми и львами. И люди, и львы были самыми разными. Некоторые были как мы, они жили в домах или в лесах. Некоторые каменные, они жили в замках и соборах. Я в то время была львом, а этот замок принадлежал...
Бабушка рассказала совершенно потрясающую историю. Настолько потрясающую, что Мелкий без возражений выпил кипяченое молоко, которое вообще-то, как все нормальные люди, ненавидел, и потребовал немедленного продолжения. Бабушка сказала, что уже поздно и что продолжение — при соблюдении нами определенных условий — будет завтра.
Следующим вечером бабушка вместе с лекарствами принесла стопку открыток, отдала их нам и предложила выбрать понравившуюся. Выбрал на правах больного Мелкий — не открытку, а старую фотографию, на которой был изображен старик в странной одежде в компании огромного кота. Бабушка несколько минут смотрела на фотографию, потом начала:
— Вам, конечно, понятно, что этот кот был не просто котом, ведь он жил в городе, населенном львами, к тому же он был моим родственником, а значит, в некотором роде, и вашим...
Эта история оказалась не менее потрясающей. Когда бабушка закончила, попутно поставив Мелкому горчичники, я рассказала ей о догадках, возникших у нас в связи со вчерашней историей.
— Любопытно, — сказала бабушка. — Расскажите-ка мне об этом подробнее.
Мелкий, показав на человека, которого, если приглядеться, можно было разглядеть на балюстраде замка, поведал его историю.
— Действительно, — согласилась бабушка, — как я могла о нем забыть? А что вы думаете об этом льве?
Она показала нам открытку с домом, который был украшен разными фигурами, в том числе и львиной.
— Впрочем, уже поздно. Расскажете завтра. Через пять минут вернусь, чтобы погасить свет.
Мы играли в эту игру каждый вечер, пока Мелкий окончательно не выздоровел, а потом по пятницам перед выходными. Истории мы рассказывали по очереди — бабушка, я и Мелкий. Иногда истории были связаны с одной открыткой, иногда с несколькими, иногда они были грустные, иногда веселые, а иногда страшные. Так, бабушка однажды рассказала про войну, которая уничтожила почти всех львов и людей, живших в городе. Что такое война, мы знали хорошо, каждую весну нам рассказывали про это в детском саду. У нас не было никаких сомнений, что речь идет о той же войне, потому что воспитательницы говорили, что в ней участвовали наши бабушки и дедушки. Бабушка как раз об этом и рассказывала.
Как выяснилось на следующий год, в школе тоже рассказывали про войну: дети полка, летчик Маресьев, города-герои. А еще мне в библиотеке попалась книжка про Гулю Королеву, которую я очень полюбила. Мне скоро должно было исполниться семь, и я понимала, что наши истории не имеют отношения к настоящей войне, но они мне все равно нравились. Во втором классе учительница велела нам расспросить о войне наших бабушек и дедушек, ну, или маму с папой, которые, конечно, помнят о подвиге своих родителей, — и написать об этом сочинение. В крайнем случае, сказала она, можете написать изложение по рассказу из учебника. Я шла домой с твердым намереньем расспросить о подвигах бабушку с дедушкой, написать сочинение и получить за него «пять».
Моя первая учительница была старым опытным педагогом, обладательницей всех возможных наград и регалий. Она знала, как и чему нужно учить детей, чтобы они вырастали собранными, аккуратными и активными, хорошо учились и слушались родителей. Попасть к ней в класс было трудно, у нее была репутация, и я, отданная в школу в последний момент, оказалась там совершенно случайно. Со всеми прочими учениками она познакомилась заранее, а напоследок ей подсунули кота в мешке. В мешке действительно не оказалось ничего хорошего, там, как и сулила народная мудрость, оказался кот. Причем весьма сомнительного качества. Учительница никогда не была довольна мной: мало того что я была левшой и меня нужно было переучивать, я была несобранна, неаккуратна и рассеянна. Довольно быстро я поняла, что никогда не смогу соответствовать ее требованиям, но продолжала бояться ее замечаний и комментариев. Учительница всегда разбирала сочинения перед всем классом, и я знала, что тот, кто предпочтет изложение, удостоится характерного выражения лица и краткого, но язвительного комментария.
Бабушка еще не успела закрыть за собой дверь, а я уже излагала ей свое домашнее задание:
