В тот день Альбина Станиславовна сказала, что мы должны принести особый картон: если отодрать от него верхнюю часть, появлялась ребристая поверхность. Планировалось, что из нее мы изготовим макет деревянного домика. Придя домой, я известила об этом дедушку. Дедушка сказал, что на работе у него есть ящик, сделанный из такого картона, поэтому я могу обеспечить материалом полкласса. Обрадовавшись, я попросила его немедленно доставить этот чудесный ящик домой. Я решила принести его в школу заранее, чтобы те, у кого не было картона, могли справедливо разделить доставшийся мне.
Была пятница — лучший день недели. По пятницам бабушка всегда пекла яблочный пирог или булочки с корицей. Дедушка читал нам вслух «взрослые книжки» — сейчас мы были на середине «Отверженных». Можно было ложиться спать поздно, потому что утром никому не надо было вставать, и смотреть диафильмы, даже двухпленочные, вроде «Затерянного мира» или «Маленькой Бабы-Яги». А засыпая, думать, что впереди целых два выходных дня, а значит, взрослые никуда не будут спешить, в субботу нас могут взять в город, где мы покатаемся на эскалаторе, или в гости. А еще можно будет прорыть около гаражей длинную сеть канав и пускать в них сделанные недавно кораблики...
Кроме того, в пятницу был мой любимый урок — внеклассное чтение. На внеклассном чтении можно было рассказывать про любую книжку, которую ты сейчас читал. Конечно, в «Книге для чтения» тоже попадались интересные отрывки и рассказы, но они были просто интересные. А были книжки совершенно захватывающие, такие, что, дойдя до какого-нибудь места, ты просто не мог читать — так захватывало дух — и вынужден был останавливаться, а иногда даже бегать по комнате, чтобы прийти в себя. Или, наоборот, не в силах оторваться, лежать с книжкой целый день, напрочь забыв об уроках, еде и прочих бытовых неудобствах. В пятницу можно было рассказывать о них. На «внеклассном чтении» даже Альбине Станиславовне, у которой всегда было такое лицо, как будто она занята крайне скучным делом, было интересно.
Поэтому настроение у меня было лучезарное. И, как будто мало того, что была пятница и мне удалось раздобыть ящик из картона, была весна. Я закинула на спину портфель, взяла ящик в одну руку, схватила Мелкого за другую, и мы выбежали из дома. Обычно я доводила Мелкого до угла и смотрела, как он входит в ворота садика, а потом отправлялась в школу. Однако сегодня мы расстались чуть раньше, потому что я слегка опаздывала. Я торопилась, поэтому не смотрела по сторонам, а когда остановилась, чтобы поправить выбившуюся из-под шапки косу, было поздно. Передо мной стоял Филипок.
Филипок был второгодником и учился в третьем классе. Филипок — это была кличка, как его звали на самом деле, я не знала. Таких, как он, наша учительница называла «хулиган». Филипок терроризировал все младшие классы нашей школы. Он дружил с пятиклассниками, они отбирали у моих одноклассников деньги, курили за школой и время от времени кого-нибудь били. Иногда Филипок приставал ко мне — отбирал шапку и закидывал ее на дерево, пинал, если встречал на горке, и толкал на переменах. Я старалась его избегать, и обычно мне это удавалось. Я не очень его боялась, но мне было противно. Дать сдачи я не могла — силы были слишком неравны, жаловаться не имело смысла. Ну что, в самом деле, мой дедушка будет искать Филипка и говорить ему, чтобы он ко мне не приставал? Так Филипок его и послушает! К тому же это случалось редко, и я знала, что года через два Филипок оставит меня в покое: старшеклассники били только мальчишек.
Однако сейчас избежать его не было никакой возможности, оставалось надеяться, что сегодня, как это бывало довольно часто, он не обратит на меня внимания. Я покрепче прижала к себе ящик и попыталась пройти мимо. Филипок пошел следом. Я еще надеялась, что обойдется. Внезапно он толкнул меня, и я упала. Я выпустила ящик, который шлепнулся в лужу. Одна сторона намокла, но все остальное еще можно было спасти. Я встала и, не обращая внимания на Филипка, вытащила ящик из лужи. Одновременно с этим произошли два события: Филипок вырвал у меня ящик и снова кинул его в лужу, и я увидела Мелкого. Мелкий, схватив огромную палку, которую каким-то чудом смог поднять, бежал к нам. «О черт!», — подумала я в тот момент, когда Мелкий ударил Филипка по коленям. Филипок упал в лужу прямо на ящик, у него было дурацкое изумленное лицо. Мелкий стоял рядом со мной и, крепко сжимая палку, яростно смотрел на Филипка. Это была катастрофа, масштаб которой я мгновенно осознала. Сейчас Филипок запомнит, как выглядит Мелкий, о котором он до этого момента представления не имел, поскольку не обращал внимания на детсадовцев, и начнет планомерно его изводить, причем не так, как меня. Он может подстеречь его на горке и побить, причем побить серьезно. Филипок явно принадлежал к тем людям, которые изводят других просто потому, что это веселее, чем не изводить, а уж что он мог сделать с детсадовцем, который уронил его в лужу, я очень хорошо представляла.
И в тот момент, когда я это представила, меня охватила ярость.
Раньше я никогда не испытывала этого чувства. Оно было белое, слепящее и спокойное. Оно не оставляло место ничему другому. Внутри него было очень холодно и очень тихо, внутри него я знала, что делать. И я сделала это. Наклонившись к Филипку и глядя ему прямо в глаза, я очень тихо — так, чтобы не слышал Мелкий, — сказала: «Никогда не трогай этого мальчика. Если я узнаю, что ты хотя бы подошел к нему, я найду тебя и выколю тебе глаза циркулем». Филипок смотрел на меня испуганными и какими-то детскими глазами. Я не стала ждать ответа, потому что он не был мне нужен.
Повернувшись к Мелкому, я забрала у него палку, взяла за руку и довела до ворот детского сада. По дороге мы молчали. Мелкий явно от ликования и перевозбуждения, а я от ужаса. Я больше не боялась Филипка, я точно знала, что он никогда не тронет ни меня, ни Мелкого. Я была напугана тем, что сделала. Оказывается, я такое могла. Оказывается, Филипка можно было не бояться. Оказывается, для этого нужно было сделать самую малость, а именно забыть о том, кто ты, дать ярости заполнить себя и сделать то, что она подскажет. Оказывается, существовал способ победить Филипка: нужно было перестать быть собой и превратиться в него. Я не знала, какое из этих открытий страшнее.
В школу я опоздала. Доставая из портфеля пенал, я очень надеялась, что, открыв его, не увижу там циркуля. Теперь я знала, что у некоторых предметов есть та сторона, о которой я никогда не задумывалась, и сейчас я не хотела их видеть.
Когда я пришла домой, бабушка с Мелким лепили булочки, дома пахло корицей, и Мелкий сопровождал свои действия песней «Крейсер “Аврора”»; это была его любимая песня, Мелкий любил все героическое и печальное. Я бросила портфель, разделась и зашла в кухню. Мелкий все рассказал бабушке, это было видно по тому, как она смотрела на меня. Я села на стул, мне по-прежнему было холодно, возможно, я заболела.
— Бабушка, — спросила я, — есть средство, которое помогает от всего?
Точнее сформулировать я не могла. Бабушка подошла ко мне, и я уткнулась ей в руку. Рука была мягкая, посыпанная мукой, и пахла корицей и валерьянкой.
