Волков сидел на траве и молча наблюдал за моей разыскной операцией. Жевал зеленый стебелек и улыбался непонятно чему. Ах да. У него же сегодня был второй день рождения.
Я, в надежде отыскать свой рюкзак, облазила все кусты.
– Думаешь, пока нас не было, твой рюкзак отрастил себе ножки и перебежал в другое место? – выплюнув травинку, спросил Богдан.
– Очень смешно! – пробухтела я, отодвигая очередную ветку кустарника. Обернулась к Волкову: – Кто мог его унести?
– Медведь, наверное, – пожал плечами парень. – У тебя же там была банка с вареньем.
Я тут же уперла руки в бока.
– А я не поняла, ты чего развеселился-то?
Тогда Богдан приложил ладонь ко лбу и, посмотрев на солнце, улыбнулся:
– Не знаю. Просто настроение хорошее.
И от его улыбки сердце застучало часто-часто. За что же мне наказание такое? Богдан для меня – как экспонат в музее. Любоваться можно часами, а вот трогать – нельзя.
Мой распотрошенный рюкзак мы все-таки увидели уже из окна «Тойоты», недалеко от того места, где завтракали. Я чудом заметила его на обочине. Завопила как резаная, и Богдан резко затормозил. Мы вышли из машины. Сидя на корточках, я расстегнула рюкзак и принялась оглядывать вещи.
– Зарядки для телефона нет! – первым делом сказала я.
– У тебя и самого телефона нет, – отозвался Богдан. – Видишь, как удачно все сложилось.
Мы с Волковым красноречиво переглянулись.
Зарядка-то кому понадобиться могла? Она даже не оригинальная, китайский шнур. Неужели кто-то решил, что и зарядное устройство на барахолке толкнуть можно?
– Денег, разумеется, тоже нет, – продолжила я сварливо. – Шампунь еще вытащили и варень…
Я резко замолчала, потом выпрямилась.
– По-любому это тот чудак с заправки, больше некому.
– Ладно, Майя, поехали, – снова поторопил меня Богдан. Тогда я, закинув за спину полупустой рюкзак, направилась обратно к машине.
Ехали мы молча. Вернее, Богдан, пребывая в шикарном настроении, напевал себе песни под нос, а я сидела тихо. Для Волкова все произошедшее было классным приключением. Я же до того переволновалась, что это несчастное болото никак не выходило из головы. А еще было неприятно, что кто-то рылся в моих вещах.
– Бензина мало, – наконец обратился ко мне Богдан после того, как его внимание привлекла мигающая лампочка на приборной панели.
– Ага, – без особого энтузиазма отозвалась я.
– Смотри по пути заправки.
– Ага.
– И еще мойку.
– М-м…
Солнце светило прямо в глаза, и меня стало клонить в сон. Монотонная дорога убаюкивала. Я положила голову на руку и закрыла глаза. Голос Богдана и музыка в салоне становились все тише, тише, тише…
Проснулась после того, как Богдан затормозил. Над ухом зажужжал стеклоподъемник, я одернула руку и с трудом разлепила глаза. В салон ворвался свежий августовский воздух. Я огляделась. Мы приехали на какую-то богом забытую заправку с двумя колонками. Только я немного оправилась от дремы, как справа в окне на меня уставилось чужое вытянутое лицо. Незнакомый парень, на вид мой ровесник, мельком глянул на Богдана, а потом снова впился в меня взглядом. И обратился тоже почему-то ко мне:
– Стеклышки протереть?
Вместо ответа я протерла свои «стеклышки». Глаза то есть. Но нет, это не сон. Не мираж. Парень никуда не исчез, а все так же пялился. Да он же пожирал меня глазами! Его даже мой мальчишеский наряд не смутил. Слава богу, тут же подал голос Богдан. Он склонился ко мне, чтобы лучше разглядеть парня, и произнес:
– Тут не только стекла мыть надо. Есть поблизости мойка?
– Мойка? – переспросил неприятный тип. Он жевал жвачку, и его длинное лицо вытягивалось еще сильнее. Мне было так неуютно под его внимательным масленым взглядом, что я невольно придвинулась к Богдану. – Мойки нет. Только в деревне, может, мужики помоют. Юрьево. Через нее многие проезжают, там сервис местные наладили.
– А до деревни сколько?
– Километров сто писят.
– Там есть магазин? – спросила я.
Парень осмотрел меня таким заинтересованным взглядом, будто я предложила ему прямо здесь поцеловаться.
– Ну есть какой-то. Продукты да предметы первой необходимости.
– Спасибо, – буркнула я, отворачиваясь от длиннолицего.
– Ясно, – вздохнул Богдан. Достал из портмоне банковскую карту…
Длиннолицый, углядев, как я придвинулась ближе к Богдану, нахмурился и проскрипел:
– Карты не принимаем. Только наличка.
– Не оставляй меня наедине с этим типом! – шепнула я, повернувшись к Волкову.
– Почему? – удивился тот. – Он же будет стеклышки протирать.
Пока Богдан расплачивался за бензин, тип с вытянутым лицом нехотя елозил губкой по стеклу, больше развозя грязь и налипших на лобовое раздавленных мошек. А еще при этом не сводил с меня взгляда. И вот тут я все-таки расстроилась из-за того, что утопила телефон. Так бы хоть в него пялилась. Пришлось нарочито рассматривать свои ногти.
– Парень твой? – внезапно снова появился в окне этот липучка. Захотелось нажать кнопку стеклоподъемника и зажать ему нос.
– Муж. – Коротко и с раздражением ответила я.
– Да хорош заливать! Сколько тебе лет? Куда едете?
Я проклинала все на свете. Но в первую очередь – нерасторопность Богдана, который так долго расплачивался за бензин.
Когда Богдан снова появился на заправке, парнишка, получив от Волкова чаевые, отошел на несколько метров, но все равно не сводил с «Тойоты» взгляда. Маньяк какой-то, ей-богу! Богдан наконец уселся на свое место, и я проворчала:
– Долго ты.
– Смотрел, что еще продается, – ответил Богдан, заводя машину. – Жрать хочется, сил нет.
И только после его слов у меня тоскливо заныло под ложечкой. После всего произошедшего на болоте аппетит надолго пропал, мы даже отказались от обеда в больнице – хотелось скорее оттуда сбежать. А вот теперь, наоборот, казалось, что я готова съесть целого слона. Но, судя по тому, что руки у Богдана были пустыми, ничего съедобного он на этой заправке не нашел. И тогда голод стал ощущаться еще сильнее.
– До деревни этой еще пилить минимум час, – вздохнул Волков, словно прочитав мои мысли.
Наконец он тронул машину с места, и мы проехали мимо противного парня. Я обернулась и напоследок скорчила ему гримасу. Была б я за рулем, по ногам бы еще проехалась, чтоб так похотливо не смотрел. Брр!
Я потянулась за дорожным атласом и, взглянув в него, хмыкнула:
– Деревенька совсем маленькая. Три улицы.
