– Она не раз положила на тебя глаз, пока ты танцевал с блондинкой.
Марк моргнул. Отчасти от удивления, что он так быстро забыл, насколько буквально воспринимают все фэйри. А отчасти от удивления, что сам вспомнил столь человеческое выражение и неосознанно использовал его.
Не стоило даже пытаться объяснить Кьерану, почему Кристина никогда в жизни не пожелает близости с ним.
Она была слишком добра, чтобы показать свое отвращение к его происхождению, но точно испытывала это отвращение, иначе ведь быть не могло. Марк положил руки на талию Кьерану и притянул его к себе, чтобы поцеловать его снова и снова испить воспоминаний об Охоте, которые пьянили его, как сладкое вино.
Они целовались горячо и страстно. Двое юношей, свернувшихся под одеялом, они старались не шуметь, не разбудить остальных. Они целовались, чтобы прогнать дурные мысли, целовались, чтобы забыть о крови и грязи, целовались, чтобы лишиться слез. Руки Марка скользнули под рубашку Кьерана, и он ощутил под пальцами тонкие шрамы. Они оба познали одинаковую боль, но Марка хотя бы хлестали не те, кто называл себя его близкими.
Пальцы Кьерана нетерпеливо теребили перламутровые пуговицы Марка.
– Терпеть не могу одежду простецов, – произнес он сквозь стиснутые зубы.
– Так сними ее с меня, – пробормотал Марк, забыв обо всем на свете и растворившись в воспоминаниях об Охоте. Его руки покоились на руках Кьерана, но мысли были далеко, среди северного сияния, среди неба, расцвеченного синими и зелеными огнями, как сердце океана. Как глаза Блэкторнов.
– Нет. – Кьеран улыбнулся и отступил назад. Его волосы растрепались, рубашка была наполовину расстегнута. Кровь Марка кипела от его желания раствориться в Кьеране и потерять себя. – Однажды ты сказал, что люди хотят того, чего получить не могут. А ты наполовину человек.
– Мы хотим того, чего не можем получить, – согласился Марк. – Но мы любим тех, кто добр к нам.
– Пока мне достаточно и желания, – ответил Кьеран и дотронулся до подвески на шее у Марка. – И воспоминания о моем подарке.
При изготовлении эльфийских стрел применялась магия, и они очень ценились среди Охотников. Кьеран подарил Марку эту стрелу вскоре после того, как присоединился к Дикой Охоте, и приладил ее на цепочку, чтобы Марк мог носить ее у сердца.
– Стреляй без промаха, – сказал Кьеран. – Найди убийцу и возвращайся ко мне.
– Но как же моя семья? – спросил Марк и порывисто сжал руки Кьерана. – Кир, ты должен…
– Возвращайся ко мне, – повторил Кьеран.
Он поцеловал руку Марка и, пригнувшись, прошел под вешалкой. Марк тотчас бросился за ним, но его уже нигде не было видно.
Интерьер театра был роскошен – он словно воспевал славные годы золотого века кино. Сводчатый потолок был разделен на восемь частей золотистыми лучами, и в каждом секторе была нарисована сцена из классического фильма, исполненная в ярких барочных тонах: Эмма узнала «Унесенных ветром» и «Касабланку», но остальные кадры не были ей знакомы. На одном мужчина нес другого мужчину по горящим золотым пескам, на другом девушка склонилась на колени перед юношей, который держал в руках винтовку, на третьем была женщина, белое платье которой взметнулось в воздух, как легкие лепестки орхидей.
В воздухе витал тяжелый сладкий аромат. Люди занимали свои места в полукруглом партере. Кресла были обиты фиолетовым бархатом, на спинке каждого была вышита золотистая буква П. Как и обещала билетерша, на билете появились номера их мест. Они нашли их и пошли по проходу: Кристина, за ней Эмма, а за ней Джулиан. Он сел рядом с Эммой.
– П – Полночный? – спросила Эмма, показав на спинку.
– Вероятно, – ответил Джулиан и посмотрел на сцену.
Занавес был раскрыт, на заднике красовалось огромное изображение океана. На сцене ничего не было, полированный пол сверкал в свете огней.
Эмма вспыхнула. Голос Джулиана был совершенно спокойным. Но перед глазами у нее промелькнуло то выражение, которое она заметила у него на лице всего несколько минут назад. Она вспомнила, как он смотрел на нее среди танцующих пар, каким открытым был его взгляд, который словно очистился от притворства.
Этот взгляд показал ей измученного, напряженного Джулиана, которого она не знала прежде. Он показал ей его другое лицо, которое он, должно быть, никогда и никому не открывал.
Она почувствовала, как Кристина заерзала на кресле, и виновато повернулась к ней: она так глубоко ушла в свои мысли, что забыла спросить у Кристины, почему она была так взволнована.
Глаза Кристины были прикованы к мужчине в сером костюме, который как раз садился рядом с элегантной блондинкой в серебристом платье и на высоких каблуках в другом конце зала.
– Фу, я все никак не могла от него отделаться, – сказала Кристина. – Какой-то ненормальный. Мама давно бы пырнула его ножом.
– Хочешь, мы его убьем? – предложила Эмма, и в этом предложении явно была лишь доля шутки. – Можем разобраться с ним после представления.
– Только силы понапрасну потратим, – отмахнулась Кристина. – Но вот что я узнала: он наполовину оборотень. И он уже полгода состоит в рядах этих Слуг – так он их называет. Поэтому он и сказал, что он из Синих.
– Потому что он Слуга со стажем или потому что он наполовину оборотень? – уточнил Джулиан.
– Думаю, и то и другое, – ответила Кристина. – Он в подробностях рассказывал мне, каково быть наполовину оборотнем. Он сильнее и быстрее обычного человека. Он говорит, что может пинком пробить кирпичную стену. – Она закатила глаза.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Эмма. – Как вообще можно быть оборотнем наполовину?
– Это значит, что у тебя в крови есть вирус, но он спит, – объяснил Джулс. – Ты можешь передать его потомству, но сам при этом не обращаешься. Ты никогда не превращаешься в волка, но при этом ты сильнее и быстрее обычных людей.
– Он сказал, что здесь все сильнее и быстрее обычных людей, – заметила Кристина. – Каждый раз, когда они устраивают лотерею, все Слуги становятся сильнее.
– Магия сопереживания, – догадался Джулиан.
Вдруг их ряд зашевелился.
– Я не опоздал? – возбужденно спросил Марк, опускаясь в кресло рядом с Джулианом. Его светлые волосы растрепались так сильно, словно он все это время провел перед вентилятором. – Простите, меня отвлекли.
Джулиан внимательно посмотрел на него.
– Не рассказывай, – наконец сказал он. – Не хочу ничего знать.
– Правда? – удивился Марк. – Я бы на твоем месте хотел.
– Я хочу, – вклинилась Эмма, но не успел Марк ответить, как свет пригас. Тотчас воцарилась тишина. Голоса смолкли резко, одномоментно, а не постепенно, как ожидала Эмма.
Сцену осветил единственный прожектор. По коже Эммы пробежали мурашки.
