– Новички, – буркнул он, и в его темных глазах промелькнуло что-то неприятное, почти отталкивающее.
– Да, – Кристина быстро переглянулась с Джулианом и Эммой и с улыбкой повернулась к незнакомцу. – Извините, пожалуйста. Я не сразу вас поняла.
Кристина пошла на танцпол вслед за мужчиной, который назвал себя одним из Синих, и Джулиан мрачно проводил их глазами. Эмме тоже было не по себе. Ее утешала лишь мысль о том, что, если он и попробует что-нибудь сделать во время танца, Кристина пронзит его своим ножом-бабочкой.
– Пожалуй, нам тоже стоит потанцевать, – сказал Джулиан. – Похоже, только так на нас не будут обращать внимания.
«На нас уже обратили внимание», – подумала Эмма. Так и было: хотя их появление в театре и не вызвало фурора, многие из присутствующих искоса поглядывали на них. Практически каждый из Слуг чем-то отличался от обычных людей, а они как новички привлекали к себе повышенное внимание. И поведение кларнетиста только подтверждало это.
Эмма взяла Джулиана за руку, и они перебрались в дальний угол зала, где людей было меньше, а тени казались гуще.
– Фэйри-полукровки, ифриты, оборотни, – пробормотала Эмма и взяла Джулиана за вторую руку, чтобы они повернулись лицом друг к другу. Казалось, его волосы растрепались еще сильнее, щеки пылали. Эмма понимала его волнение. Обычным людям их руны ни о чем бы не сказали, даже если бы их обнаружили. Но здесь все было по-другому. – Зачем они все здесь?
– Не так-то просто обладать Зрением, когда вокруг его больше ни у кого нет, – тихо ответил Джулиан. – Ты видишь вещи, которых не видит больше никто. Но рассказывать об этом нельзя, ведь тебя неправильно поймут. Нужно хранить секреты, а секреты тебя убивают. Разрывают на части. Делают уязвимым.
Его тихий голос пронизывал Эмму насквозь. Было в нем что-то пугающее. Что-то, что напоминало ей о ледниках в глазах Марка, таких далеких и таких пустынных.
– Джулс… – сказала Эмма.
Пробормотав что-то вроде «не бери в голову», он раскрутил ее, а затем снова притянул к себе. Эмма с удивлением поняла, что годы совместных тренировок перед битвами сделали их практически идеальной танцевальной парой. Они предугадывали движения друг друга и плавно скользили по паркету. Эмма понимала, в какую сторону пойдет Джулиан, по его дыханию и легкому движению пальцев.
Темные локоны Джулиана лежали в беспорядке. Когда он притянул Эмму к себе, она почувствовала тонкий гвоздичный аромат его одеколона, а под ним – легкий запах краски.
Песня закончилась. Эмма посмотрела на музыкантов. Кларнетист наблюдал за ними с Джулианом. Вдруг он подмигнул. Джаз-бэнд снова заиграл, на этот раз более медленную, более мягкую музыку. Пары сблизились, словно притягиваемые магнитами: женщины обвили руками шеи мужчин, мужчины опустили ладони им на талию, головы склонились друг к другу.
Джулиан застыл на месте. Эмма не отнимала рук, но стояла неподвижно, не шевелясь и не дыша.
Казалось, эта секунда никогда не закончится. Джулиан встретился с Эммой глазами, и ее взгляд, похоже, придал ему решимости. Он обнял ее и прижал к себе. Она неуклюже стукнулась подбородком ему о плечо. Пожалуй, никогда еще они не делали ничего неуклюже.
Эмма почувствовала, как Джулиан втянул в себя воздух, как его дыхание защекотало ей шею. Его теплые руки легли ей на лопатки. Она повернула голову, прижалась ухом к его крепкой груди и услышала, как быстро и неистово бьется его сердце.
Она обвила руками его шею. Джулиан был гораздо выше нее, и, сцепив пальцы, она почувствовала под ними его непокорные локоны.
По телу пробежала дрожь. Конечно, Эмма и раньше прикасалась к волосам Джулиана, но сзади, на шее, они были удивительно мягкими и шелковистыми. Кожа тоже была очень мягкой. Эмма неосознанно провела по ней пальцами, почувствовала его шейные позвонки и услышала, как Джулиан порывисто вздохнул.
Она посмотрела на него. Он был бледен и не поднимал глаз, длинные ресницы бросали тень ему на скулы. Он прикусил губу, как и всегда в минуты волнения. Эмма видела даже бороздки, которые его зубы оставляли на мягкой коже.
Если бы она поцеловала его, был бы поцелуй пропитан кровью или гвоздикой? Или они слились бы в единый букет? Сладкий и острый? Горький и горячий?
Она заставила себя забыть об этом. Он был ее парабатаем. Его нельзя было целовать. Его…
Его левая рука скользнула по ее спине и остановилась на талии. Эмма встрепенулась. Она слышала о бабочках в животе и понимала, как это бывает: тревожное чувство окутывало низ живота, и там все трепетало. Но сейчас это чувство охватило все ее тело. Бабочки порхали повсюду, касались своими тонкими крыльями ее кожи, заставляли ее трепетать и купаться то в жаре, то в холоде. Она начала водить пальцем по запястью Джулиана, собираясь написать: «Д-Ж-У-Л-И-А-Н, Ч-Т-О Т-Ы Д-Е-Л-А-Е-Ш-Ь?»
Но он не замечал. Впервые в жизни он не слышал их тайного языка. Эмма замерла и посмотрела на него: его взгляд был рассеян, мечтателен. Правой рукой он касался ее волос и крутил их прядь в своих пальцах. Эмма чувствовала это так остро, словно каждый волос, подобно проводку, шел прямо к ее нервным окончаниям.
– Когда ты сегодня спустилась по лестнице, – тихо и немного хрипло сказал Джулиан, – я захотел нарисовать тебя. Нарисовать твои волосы. Я подумал, что мне нужно использовать титановые белила, чтобы правильно передать цвет, чтобы показать, как они сияют на солнце. Но у меня все равно ничего не получится. В твоих волосах так много цветов. Там не только золото, но и янтарь, и солнце, и карамель, и пшеница, и мед.
Обычная Эмма бы пошутила. «Неужели у меня на голове тарелка мюсли?» Обычная Эмма и Обычный Джулиан посмеялись бы над этим. Но это был не Обычный Джулиан, это был Джулиан, которого она никогда прежде не видела, Джулиан, чувства которого читались в изящных чертах его лица. Эмма ощутила волну отчаянного желания, которое, как бледное пламя, плескалось в его глазах, которое было затеряно в резких линиях его скул, в поразительной мягкости губ.
– Но ты никогда меня не рисовал, – прошептала она.
Он не ответил. Он был в агонии. Его сердце стучало в три раза быстрее обычного. Эмма видела, как бьется жилка у него на шее. Его руки не двигались; Эмма чувствовала, что он хочет удержать ее на месте, не позволить ей приблизиться ни на миллиметр. Пространство между ними было словно пропитано электричеством. Пальцы Джулиана слегка шевельнулись. Он медленно опустил другую руку, провел ею по всей длине волос Эммы и коснулся кусочка кожи, обнаженного глубоким вырезом платья.
Он закрыл глаза.
Они уже не танцевали. Они стояли на месте. Эмма едва дышала. Руки Джулиана скользили у нее по спине. Джулиан прикасался к ней тысячу раз: на тренировках, в битвах, при залечивании ран.
Но он никогда не прикасался к ней вот так.
Казалось, он очарован. Казалось, он знает, что очарован, и всеми силами души пытается бороться с наваждением. Внутри у него как будто бушевала борьба.
