Он был красив. Никого красивее она никогда в жизни не видела. Ей хотелось забраться ему под кожу и жить там, где он дышал. Ей просто хотелось.
Эмма испугалась. Она еще ни разу не испытывала такого желания в присутствии Джулиана. Наверное, это все из-за того, что он чуть не погиб, сказала она себе. Каждая клеточка ее тела следила за его состоянием. Он должен был жить. Он чуть не погиб, и внутри нее словно произошло короткое замыкание.
Он бы ужаснулся, сказала она себе. Узнай он о ее чувствах, она бы стала ему противна. Все бы снова вернулось к тому, как было после его возвращения из Англии, когда Эмме казалось, что он на нее сердится. Что он, может быть, ее ненавидит.
«Он знал все еще тогда, – сказал голосок у нее в голове. – Он знал о твоих чувствах. Он знал то, чего не знала ты сама».
Она вцепилась руками в стойку, и мрамор резанул ей ладони. Боль прогнала лишние мысли. «Заткнись, – велела она внутреннему голосу. – Заткнись».
– Критическая ситуация, – пробормотал Джулс. – Ты сказала, что у нас критическая ситуация.
– Да, на модном фронте. Кристине нужно платье для сегодняшнего вечера, а у нас ничего подходящего. – Она взглянула на часы. – Нам нужно полчаса максимум.
Джулиан расслабился: слова Эммы явно принесли ему облегчение.
– «Сундук сокровищ»? – спросил он.
Он бил наверняка: вся семья знала любимый винтажный магазин Эммы. Она вечно прихватывала там что-нибудь для каждого из них: галстук-бабочку для Тавви, ободок в цветочек для Ливви или плакат старого фильма ужасов для Дрю.
– Ага. Тебе что-нибудь нужно?
– Знаешь, я всегда хотел будильник с Бэтменом, который будил бы меня словами «ВСТАВАЙ, ЧУДО-МАЛЬЧИК», – сказал Джулиан. – В моей комнате его не хватает.
– Нашли! – воскликнула Ливви, влетая в кухню. – Кое-что. Но это странно.
Эмма обрадованно повернулась к ней.
– Что нашли?
– Ливви, скажи по-человечески, – велел Джулиан. – Что странно?
– Мы перевели часть надписей из пещеры, – объяснил Тай, который вошел вслед за Ливви. На нем была огромная серая толстовка с капюшоном, в рукавах которой утонули его руки. Его темные волосы рассыпались по капюшону. – Но в них никакого смысла.
– Это не сообщение? – спросила Эмма.
Ливви покачала головой.
– Это стихотворение, – сказала она, развернув листок, который держала в руке.
Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли, —
Тех, что мудростью нас превзошли, —
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель Ли…
– «Аннабель Ли», – узнал Джулиан. – Эдгар Алан По.
– Я знаю это стихотворение, – нахмурившись, пробормотала Ливви. – Я просто не понимаю, зачем оно написано на стенах пещеры.
– Я подумал, что это книжный шифр, – сказал Тай. – Но тогда должна быть и вторая половина. Возможно, в другом месте. Может, стоит справиться у Малкольма?
– Включу это в список, – кивнул Джулиан.
В кухню заглянула Кристина.
– Эмма? – позвала она. – Ты готова?
– Ты так встревожена, – заметила Ливви. – Эмма собирается увезти тебя подальше и убить?
– Хуже, – ответила Эмма, направившись к подруге. – Мы идем по магазинам.
– Чтобы купить платья на вечер? Во-первых, я вам ужасно завидую, а во-вторых, Кристина, не позволяй ей затащить тебя в каньон Топанга…
– Хватит! – Эмма закрыла Кристине уши. – Не слушай ее. У нее уже крыша поехала из-за этого расследования.
– Возьмите мне запонки, – бросил Джулс, возвращаясь к раковине.
– Какого цвета? – Эмма остановилась на пороге.
– Все равно. Главное, чтобы они стягивали манжеты. Иначе манжетам будет очень грустно и они будут болтаться просто так, – сказал Джулс. – И возвращайтесь быстрее.
Из крана снова полилась вода, шум которой заглушил голос Ливви, начавшей читать стихотворение с начала:
Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли…
– Ты здесь одежду покупаешь? – удивленно спросила Кристина, когда Эмма припарковала «Тойоту» на грунтовой парковке, окруженной деревьями.
– Это ближайший к нам магазин, – ответила Эмма и заглушила двигатель. Перед ними было единственное в округе здание с вывеской, на которой полуметровыми сияющими буквами было написано: «СУНДУК СОКРОВИЩ». Рядом с магазином стояли огромный красно-белый автомат для жарки попкорна и картонная модель дома на колесах, на которой рекламировался цирк «Гаргантюа Великий». – К тому же он классный!
– На магазин роскошных платьев это не похоже, – наморщив нос, заметила Кристина. – Скорее похоже на место, где тебя похищают и продают в цирк.
Эмма схватила ее за руку.
– Ты мне не доверяешь? – хитро спросила она.
– Конечно, нет, – ответила Кристина. – Ты ведь сумасшедшая.
И все же она позволила Эмме затащить себя в магазин, который был полон забавных мелочей: разноцветных тарелок, старинных фарфоровых куколок, множества винтажных украшений и часов, разложенных на полках у кассы. Из первого зала был переход во второй. Там висела одежда – поразительная одежда: подержанные джинсы «Левис», твидовые и бомбазиновые юбки-карандаши, сшитые еще в пятидесятых, шелковые, кружевные и бархатные блузки.
А в соседней маленькой комнатке – платья. Они были похожи на бабочек: красная органза, пастельный шармез, переплетенные шнуры, легкие нижние юбки, напоминающие морскую пену.
– Кажется, Джулиан сказал, что ему нужны запонки? – спросила Кристина, подводя Эмму к полке у кассы.
Продавщица в очках прямиком из шестидесятых, на плашке которой было написано «Сара», не обратила на них никакого внимания.
Эмма пробежала глазами по выложенным на витрине запонкам. Большая часть была забавной – в виде игральных костей, пистолетов или толстых котов, но в отдельной секции лежали более изящные пары из коллекций Пола Смита, «Берберри» и «Ланвинь».
Взглянув на них, Эмма вдруг застеснялась. Выбирать запонки должна была девушка, возлюбленная. Она ни разу не покупала запонки для Кэмерона и других парней, с которыми встречалась недолго, но на самом деле ей этого и не хотелось. Но Эмма понимала, что девушка Джулиана – когда она, конечно, появится – обязательно будет выбирать ему запонки. Она будет звонить ему каждый день и всегда поздравлять его с днем рождения. Она будет его обожать. Как же иначе?
Эмма наугад взяла пару золотистых запонок с черными камнями. Мысль о Джулиане и его девушке отдалась в ней такой болью, которую сложно было вынести.
