Алина не отвечает, молча снимает с плеч рюкзачок, открывает его, вытаскивает свёрнутую верёвку.
Таня начинает рыдать.
– Я никому не скажу! – захлёбываясь, говорит она. – Без прогона, клянусь! Я ничего не видела…
– Я знаю, – улыбается ей Алина, – не парься. Конечно, ты никому не скажешь.
И ловким движением набрасывает ей верёвку на шею, начинает затягивать.
Таня задыхается, судорожно пытается ухватить верёвку, глаза её лезут из орбит.
А Алина уже в кинотеатре.
Он почти пуст. На экране привязанного к верстаку Стивена Сигала вот-вот должна разрезать электрическая пила.
Алина тоже включает свою пилу, быстро пробирается к центру последнего ряда, где сидит Тамара Станкевич.
Тамара удивлённо поворачивается к ней.
– Это ты? – спрашивает она. – Ты разве сегодня работаешь?
– Работаю, – с усмешкой подтверждает Алина и поднимает над ней пилу.
Теперь Тамара смотрит на неё со страхом.
– Ты что… – начинает она, но не договаривает, захлёбывается.
Острые тонкие зубья врезаются ей в шею, аккуратно отделяют голову от туловища.
Алина не ждёт, что случится в кинотеатре дальше, воспоминания несут её вперёд, теперь она в школьном буфете.
Буфет пуст, она сидит одна. На столе перед ней две небольшие кокаиновые дорожки. Алина умело, одну за другой, втягивает их в нос.
– Трушина? – раздаётся за её спиной голос директора.
Алина испуганно поворачивает голову.
– Вытри нос! – презрительно произносит Погребной.
Она подчиняется, пристыженно опускает глаза.
– Я тебя предупреждал, – гневно говорит он. – Если я тебя ещё раз на этом поймаю, то не просто из школы выгоню, а ещё и в полицию сдам, пусть они разбираются, где ты порошок достаёшь.
Алина молчит, опускает голову всё ниже.
Так проходит несколько секунд.
– Ладно, – вздыхает наконец директор. И негромко произносит: – Я хочу тебе помочь, Алина. Я знаю, ты на самом деле неплохая девчонка, просто у тебя есть некоторые проблемы. Но, может быть, мы вместе сумеем их преодолеть… – Голос его странно мягчает, он говорит тихо и ласково. – Зайди ко мне домой вечерком, и мы спокойно поговорим обо всём. Ты и я, один на один. Никому об этом знать не нужно, хорошо?
Она кивает, по-прежнему не поднимая глаз.
– Посмотрим, что можно будет сделать, – заключает он. – Часиков в восемь буду тебя ждать, договорились?
Она вскидывает на него блестящие глаза с огромными, расширенными зрачками.
И немедленно оказывается внутри дома. Но это не дом Погребного, это чья-то женская спальня.
Алина, подсвечивая себе фонариком, что-то лихорадочно ищет. Один за другим выдвигает ящики из шкафа, роется в белье, швыряет всё на пол. Потом, обессилев, забивается в угол, сползает, обхватывает руками голову. Её трясёт, у неё ломка.
Открывается дверь, в спальню быстро входит женщина, зажигает свет. На женщине нарядное платье, она накрашена, причёсана. Это Седа Магометовна Костоева.
Она видит Алину, глядящую на неё из угла, оттуда, где стоит гладильная доска.
– Ты что здесь делаешь? – жёстко спрашивает Седа.
– Дай мне порошочка, – срывающимся голосом умоляет Алина. – Немножко, пожалуйста! Мне нужен укольчик! Я тебя прошу!
Но Седа не двигается с места.
– Как ты сюда попала? – спрашивает она.
Алина не слышит вопроса.
– Я тебе отдам деньги, – тупо твердит она. – Ты же знаешь, я всегда отдаю…
– Всё, Алина, лафа кончилась, – прерывает её Седа. – Найди кого-нибудь другого! Я тебе больше не помощница в этих делах. А сейчас давай убирайся отсюда! Ко мне с минуты на минуту гости придут! Ну? Что ты расселась? Давай двигайся!
Алина смотрит на неё обезумевшими глазами.
– Ах ты, сука! – кричит она и, как дикая кошка, с визгом кидается на Седу.
Та падает, Алина оказывается сверху.
– Ты что, всё ещё думаешь, что это я сделала? – брызгая слюной, орёт она в лицо Седе.
Та, напрягшись, сбрасывает её с себя, вскакивает и изо всей силы бьёт ногой, обутой в острую туфлю, в живот.
Алина с криком сгибается, судорожно хватает воздух. На глазах выступают слёзы.
Седа стоит напротив, насмешливо смотрит на неё.
– Успокоилась? – бросает она. – А теперь убирайся вон!
Алина вдруг резко распрямляется, молниеносно хватает утюг с гладильной доски и, прыгнув вперёд, обрушивает его на голову Седе.
– Получила! – визжит она.
Седа со стоном оседает на пол.
Алина бьёт её снова, и Седа валится без сознания.
– Сука! – орёт Алина. Её трясёт всё сильнее, глаза мечутся в поисках непонятно чего. – Я тебе покажу «убирайся!»
Она мчится на кухню и через секунду возвращается с огромным ножом.
Седа открывает глаза, в ужасе смотрит на неё.
А Алина уже на улице, перед совсем другой дверью.
Она вся в крови, дрожит, то ли от холода, то ли от переживаний.
В руках держит окровавленную электропилу.
Дверь открывается, в проёме стоит директор школы Эдуард Николаевич Погребной.
– Здравствуй… – растерянно говорит он. – Проходи!
Алина заходит.
– А что это ты вся в крови? – удивляется директор. – И зачем тебе пила?
Алина презрительно кривится. Она порывисто дышит, по-прежнему дрожит.
– Это кровь Тамарки! – сбивчиво объясняет она. – Эта сучка так хотела трахнуть Дикаря, прямо умирала… – Алина вдруг начинает смеяться. – Теперь она верняк сможет свою мечту исполнить, – давится она от хохота. – Так оттрахает его на том свете, что Дикарю мало там не покажется…
Она прямо закатывается от смеха, он становится всё более безумным, у неё настоящая истерика.
Погребной меняется в лице, тянется к телефону.
Алина внезапно перестаёт ржать, одним резким рывком включает пилу и поднимает её вверх.
Прежде чем директор понимает, что происходит, пила опускается и мгновенно отпиливает ему руку.
