– Ты знаешь… – Он замялся, не сразу подыскал нужные слова. – Я очень рад, когда ты приходишь.
– Да ладно, – улыбнулась Света. – Я с удовольствием это делаю, ты же знаешь. Так что не грузись. Пока!
Она встала, намереваясь выйти из комнаты, но в этот момент из передней части дома, из залы, донёсся знакомый громкий голос.
– Добрый день, Мария, – произнёс голос.
– Это же наш директор! – удивлённо прошептала Света.
– Здрасьте, Эдуард Николаевич! – раздался в ответ голос Марии.
Рудик приложил палец к губам, осторожно подъехал на своём кресле поближе к открытой двери, прислушался.
Жестом поманил к себе Свету.
Эдуард Николаевич стоял, опершись о стойку, наблюдал, как Мария ловко лепит котлеты.
– Заверните мне парочку с собой, – попросил он. – Те, что поподжаристей.
Мария вытерла руки, подхватила со сковороды две котлеты, аккуратно завернула их в специальную промасленную бумагу. Затем положила свёрток в фирменный бумажный пакетик с надписью «Котлетная». Туда же сунула пару салфеток.
Погребной взял пакет, поблагодарил, расплатился. Однако же уходить не спешил.
– Мария, вы вообще-то в курсе того, что происходит вокруг? – издалека начал он.
Пришёл он сюда вовсе не за котлетами, но дело было деликатное, следовало вести себя осторожно.
– Конечно, – отозвалась Мария. – Ужас какой-то! Я очень волнуюсь из-за Рудика.
– Это как раз то, о чём я хотел с вами поговорить, – мягко сказал директор. – Я имею в виду вашего сына.
Мария подняла голову, удивлённо взглянула на него:
– Я чего-то вас не понимаю. Это вы о чём? При чём здесь мой сын?
– Видите ли, Мария, – любезно улыбнулся Эдуард Николаевич, – может быть, он будет в большей безопасности и будет чувствовать себя гораздо более комфортно в какой-нибудь другой школе. Наша-то всё равно сейчас закрыта. И когда откроется, неизвестно. Ну, вы сами знаете…
– Все дети, по-моему, в одинаковой ситуации, – закипая, ответила Мария, – и я не понимаю, почему нас с сыном это касается больше, чем кого-то другого.
Погребной печально покачал головой:
– Как бы вам это объяснить… Вы знаете, есть очень мнительные люди, и ваш сын…
Мария не дослушала. Тяжёлый подбородок выдвинулся вперёд, глаза злобно заблестели.
– Пошёл вон! – тихо сказала она.
– Не понял! – опешил Эдуард Николаевич.
Ему показалось, что он ослышался.
– Моему мальчику и так приходится очень тяжело, – яростно заговорила она. – Если ты, козёл, посмеешь выбросить его из школы, я тебя заживо сгною, понял?
Погребной в ужасе попятился к выходу.
– Как вы смеете так разговаривать! – взвизгнул он.
– А вот так и смею! – Мария схватила в руки огромную тяжёлую сковородку, замахнулась ею, выдвинулась из-за стойки. – Если ты хоть что-то плохое сделаешь моему сыну, я тебе голову оторву и в жопу засуну! Понял меня, говнюк?
– Хамка! – прокричал поражённый Эдуард Николаевич. – Жлобиха! Я это так не оставлю!
И, поспешно ретировавшись, захлопнул за собой дверь.
В задней комнате Света в ужасе переглянулась с Рудиком.
– Ну и дела! – прошептала она. – Нехило она его. Тебе небось обидно, да?
Рудик пожал плечами, неопределённо хмыкнул:
– Да нет, не бери в голову, я привык!
– В этом городе почему-то все ненавидят друг друга, – с горечью сказала Света. – Этот город прямо полон ненависти. Я вообще думаю, что ты, может, здесь единственный нормальный среди всех нас… Мы тут все какие-то… выблядки.
– Но ты ведь другая, правда? – подумав, спросил он. – Ты ведь непохожа на них?
Света криво усмехнулась.
– Нет, Рудик, – медленно ответила она, – я точно такая же, как они все. Откуда мне быть другой?!
Повисла мучительная пауза, оба не знали, как её прервать.
– Ну ладно, я погнала, что ли? – сказала в конце концов Света.
Фраза прозвучала как-то фальшиво – и интонация, с которой было сказано, и, главное, это словечко – «погнала». Она сама это почувствовала, но исправить уже не могла.
Рудик кивнул:
– Пока.
Молча смотрел, как она уходит, прислушивался к затихающим шагам, к голосам из передней комнаты.
– До свиданья, тётя Маш!
– До свиданья, Света. Приходи.
И стук захлопнувшейся двери.
Рудик вздохнул. Смотрел в коридор, ждал, что мать сейчас придёт.
Но она не приходила.
– Мама! – проскрипел он.
Прислушался, шагов не было. Мария с чем-то возилась на кухне.
Может быть, она не расслышала?
Он снова позвал её, нетерпеливо, как маленький ребёнок:
– Мама-а-а!!!
На этот раз тяжёлые приближающиеся шаги раздались почти сразу.
На пол и стену коридора легла длинная, массивная тень.
21. Кино
На экране кинотеатра Стивен Сигал кивком головы отбросил назад свой знаменитый конский хвостик и приготовился к драке. Было ясно, что всем этим скверным ребятам на заброшенном заводе придётся очень туго, несмотря на то что их много, а Стивен Сигал совершенно один. Никаких сомнений его победа у зрителей в зале не вызывала.
Зрителей, впрочем, в кинотеатре на этот раз оказалось всего ничего – какой-то веснушчатый мужичок неопределённого возраста в середине третьего ряда лузгал семечки, не отрываясь от экрана, и беспрестанно целующаяся парочка на самом последнем ряду.
Парочкой этой были Арам Асланян и Тамара Станкевич.
– Слушай, что мы тут зависли? – срывающимся голосом проговорил Арам. В паху у него всё ныло от этих страстных поцелуев, джинсы топорщились так, что чуть не рвались. – Хватит этой хреновины, да? Погнали отсюда! Я знаю, куда мы можем завалиться!
– Ну ты конкретный! – усмехнулась Тамара. – Не хочешь зря время терять, да?
– Не надо понты кидать, ладно? – добродушно посоветовал Арам. – Я уже большой мальчик, да?
Но Тамаре нравилось его заводить, она не спешила, хотела довести его до предела, полюбоваться этим всласть.
А потом уже можно будет и факнуться.
Торопиться с этим финальным этапом сейчас вовсе не входило в её планы.
– А что, если я от Сигала торчу? – лениво сказала она. – Я, может, хочу знать, чем кончится.
Арам обдумал это высказывание, потом раздражённо пожал плечами.
