Артём зашёл в гостиную, оглядел зажжённые свечи, прекрасно сервированный стол. Улыбнулся, но тут же убрал улыбку, громко сказал нарочито серьёзным голосом:
– Добрый вечер. Я чего-то не пойму, о каком деле вы хотели со мной поговорить, Седа Магометовна?
Он подождал, но никто не ответил.
В глубине коридора под дверью лежала полоска света. Скорей всего, там располагалась спальня, и, стало быть, оттуда сейчас должен был появиться сюрприз в лице разодетой хозяйки дома.
Артём снова улыбнулся в предвкушении замечательного приключения, потянул носом и пошёл на кухню, куда его безошибочно вёл потрясающий запах готовой к потреблению ухи. В животе у него заныло, он вспомнил, что с утра ничего толком не ел.
На кухне был приглушён свет.
Артём проглотил слюну, потом ещё раз и… не удержался. Кинув быстрый взгляд в сторону закрытой двери спальни, снял крышку с кастрюли, с вожделением принюхался, вдохнул изумительный аромат свежей ухи. Потом, не в силах более противиться искушению, быстро взял ложку и попробовал суп.
Райское наслаждение!
Артём сделал ещё глоток, потом сунул ложку поглубже, зачерпнул мягкую гущу. Но на этот раз ложка упёрлась во что-то. Он потянул её назад, она не поддалась. Артём попытался дёрнуть ложку чуть посильней, но выдернуть её всё равно не смог, она в чём-то крепко застряла. В темноте, однако же, разобраться в этом было невозможно, равно как и вытащить ложку, не расплескав, не запачкав всё вокруг.
Не оставлять же здесь эту проклятую ложку!
Артём снова беспокойно посмотрел в сторону спальни. Если мгновенно всё сделать, то он успеет всё вернуть в прежний вид до того, как Седа появится, – вынет ложку, накроет кастрюлю крышкой.
И всё будет хорошо, она не узнает, что он здесь хозяйничал.
Артём дотянулся до выключателя, зажёг свет и тут же замер в оцепенении.
Ещё через секунду его одолела непреодолимая тошнота.
Большую часть кастрюли занимала погружённая в суп голова Седы Магометовны Костоевой. Чёрные её волосы веером лежали на жирной кровавой поверхности супа. Из левой глазницы торчал черенок ложки, которой он пользовался, а рядом в красноватом водяном облачке плавал неподвижно уставившийся на него глаз.
18. Похороны
На этот раз гороскоп выглядел чуть более оптимистично. На открывшейся страничке календаря было лаконично написано:
ГОРОСКОП. СКОРПИОН. Суббота.
Скорпиону не следует чураться людей, которые окружают его, это может иметь неприятные для него последствия. Старайтесь сегодня быть полюбезней со всеми.
Похороны закончились. Люди постепенно начали расходиться, оставляя за собой засыпанную цветами могилу. Народу на кладбище было много – ученики, родители, школьная администрация, городские власти. Вторая страшная смерть за несколько дней окончательно потрясла город, полностью лишила его прежней безмятежности и покоя.
Люди шли молча, с мрачными, испуганными лицами. Те, кто мог, готовились к отъезду, предпочитали уехать по крайней мере до тех пор, пока не будет пойман сумасшедший маньяк.
Было известно, что директор до выяснения обстоятельств (то бишь до поимки убийцы!) по согласованию с мэром школу закрыл. Всё равно родители детей на уроки не пускали, предпочитали держать их дома.
Алина Трушина отошла от могилы одна из последних.
Подняла голову, проводила ненавидящим взглядом шедшую по параллельной аллее Тамару Станкевич.
Выглядела Алина ужасно, лицо пылало, кожаная куртка на ней как-то обвисла, тянула вниз. Она горбилась, беспрестанно курила, нисколько не заботилась о том, что скажут окружающие.
Артём Раскатов цепко и нервно поглядывал вокруг, старался наилучшим образом выполнять свои профессиональные обязанности. Запоминал взгляды, жесты, обращал внимание на мельчайшие нюансы. Балабин вместе с мэром срочно уехали в область, давать пояснения в связи с произошедшим, так что вся ответственность сейчас за ход расследования лежала на нём.
Давалось ему это всё с трудом. Впервые обычный румянец сошёл с его щёк, он был очень бледен, тёмные круги на лице выдавали бессонные ночи. Отрезанная голова Седы Магометовны, плавающая в кастрюле с торчащей в глазнице ложкой, по-прежнему постоянно маячила у него перед глазами. Он всё ещё чувствовал во рту вкус этой кровавой ухи.
Артём пропустил несколько человек, славировал, поравнялся со Светой Коноваловой, подбадривающе кивнул ей:
– Как ты, Света?
– Я боюсь, – откровенно призналась она. – Этот город меня пугает. Зачем только мы сюда приехали!..
Она осеклась, захлебнулась, в глазах показались слёзы.
Артём обнял её за плечи, слегка прижал к себе:
– Ничего, всё скоро нормализуется, убийцу поймаем, посадим, всё будет хорошо.
Слова прозвучали формально, бессмысленно, но ничего другого он сейчас из себя выжать не мог.
Шедший сзади них Саня Колосков злобно прищурился, повернулся к Ромке Заблудшему, сказал, кивая на Артёма:
– С-смотри, Заб-блуда, наш м-мент и т-тут не т-теряется, к С-светке кадрится.
– А я его не осуждаю, старичок, – осклабился Ромка. – Чего-то в ней есть, в Коноваловой. Я к ней давно присматриваюсь. Смотри, как буфера торчат. Прямо облизать её хочется.
Он и вправду облизнулся, глаза замаслились, на лице появилось сальное выражение.
Саня молчал, было непонятно, разделяет ли он Ромкины чувства.
Ромка, однако же, воспринял его молчание как поддержку, с энтузиазмом продолжал разглагольствовать:
– С Седой, видишь, полный облом, не проканало. А теперь чего? Поезд ушёл. С концами! – Он криво усмехнулся. – Так что я думаю на Коновалову переключиться. Рульная тёлка, да? Ты как, одобряешь?
Саня опять промолчал, но Ромке и не нужен был его ответ.
– Вот именно. Только надо конкретно делать, – загорелся он, – пока этот москвич свою лапу на её жопу не наложил. Похоже, он собирается. Но я его обломаю. У меня, между прочим, день рождения скоро. Я думаю, приглашу её, а там разберёмся… Ну, ты просекаешь, да?
Саня кивнул, по-прежнему никак не выражал своих эмоций на эту тему.
– Слышь, Сань, мы ведь кореша, да? – таинственно снизил голос Ромка.
– Н-ну? – неопределённо отреагировал тот.
– Я тебе хочу кое-чего рассказать. Я знаю, кто прикончил Седу.
Саня остановился, удивлённо взглянул на него:
– К-кто?
Ромка опасливо оглянулся по сторонам:
– Поклянись, что никому не скажешь.
– Чт-тоб мне п-падлой б-быть! – поклялся Саня.
