«Мерседес» отозвался плавным журчащим звуком. Андрей тронул машину с места и ловко слился с несущимся мимо потоком.
Четверг
1
Андрей проснулся, мотнул головой, отбрасывая от себя тяжёлый сон, и тут же мучительно застонал, зажмуриваясь. Голова после вчерашнего болела отчаянно. Первые пять рюмок бурбона в баре «Три семёрки» он ещё помнил, но дальше всё погружалось в какой-то мерзкий тёмный туман.
Как только до дома добрался, интересно…
Впрочем, чего удивляться, его старый друг, кинооператор Рогожин, пил беспробудно даже во время съёмок. Пока я стою, я снимаю! – утверждал он. И таки снимал. Классно снимал.
Ну и где теперь Рогожин?
Нет его больше. Допился. Андрей снова осторожно открыл глаза, медленно повернул голову, посмотрел на часы.
Ужас!
Он проспал всё на свете. Сегодня же работа! Он же специально договаривался…
Не нужно было ходить на эту чёртову выставку!
Кто это сказал, что читать или слушать о себе критику – всё равно что подглядывать в замочную скважину? Раневская, что ли? Похоже на неё.
А может, Пушкин?
Но он-то всяко не Пушкин. Он – Берг.
И он слушает.
Андрей заставил себя встать, доплёлся до ванной и мужественно ринулся под холодный душ.
Так тебе и надо, алконавт!
Спустя ещё четверть часа он, уже побритый и одетый, выскочил из дома с полной миской еды для Чарли. Тот уже нетерпеливо крутился у двери. Ждал его.
– Придётся тебе, старина, завтракать в одиночку! – извиняющимся тоном объявил Андрей. – Я проспал, опаздываю. Увидимся позже, хорошо? Не скучай!
Он поставил еду в кормушку, долил воды во вторую миску, на секунду заскочил в дом, схватил кейс, включил охранную систему и снова выбежал во двор. На ходу потрепал по загривку незамедлительно приступившего к завтраку Чарли и скрылся в гараже.
2
Всё сегодня складывалось удачно, если не считать опоздания. Добрался он очень быстро. Ловко объехав ставшие уже привычными столичные пробки, Андрей вырулил на Долгоруковскую и припарковался у Центра имени Мейерхольда, даже место не понадобилось искать, нашлось почти у самого входа.
В вестибюле висел большой плакат:
С 15 ПО 23 МАЯ. МАСТЕР-КЛАСС ВЫДАЮЩЕГОСЯ ФРАНЦУЗСКОГО МИМА ЛЕОНА ЛУНО.
Андрей пролетел мимо, поднялся на лифте на пятый этаж, побежал через пустое тёмное фойе к входу в зал. Но тут, загораживая собой дверь, появилась молодая светловолосая женщина с короткой причёской и строгим лицом. На груди красовался значок: две маски – Комедии и Трагедии. Женщина резко приложила палец к губам, призывая Андрея умерить прыть. Он подчинился, вздохнул, изобразил на лице харизматическую улыбку.
– Куда это вы так разогнались? – игнорируя его старания, сухо поинтересовалась женщина.
Пожалуй, маска Трагедии подходила ей больше. С Комедией у неё явно проблемы. К тому же и острый носик, и уголки поджатых губ были опущены слегка вниз. Ещё чуть-чуть, и прямо вся мировая скорбь проявится.
– Я на мастер-класс, – любезно пояснил Андрей, включая обаяние на максимум. – Я – Андрей Берг, фотограф.
Ни его имя, ни улыбка не произвели, однако же, должного впечатления на мисс Трагедию.
– Маэстро не даёт никаких интервью, – всё тем же недовольным тоном отреагировала она. – И он категорически не разрешает никаких фотографий во время мастер-класса.
Андрей стёр улыбку, заговорил деловито, с нажимом:
– Вы, видимо, не поняли. Я – не журналист. Я – художник-фотограф. С господином Луно через его ассистентку была специальная до говорённость о сегодняшней съёмке. С ним договаривался журнал «Эгоист-generation», и он согласился сделать исключение из своих обычных правил. За что я ему крайне призна телен, – чуть поклонившись и смягчая тон, закончил он. – Для меня это большая честь.
И он снова чарующе улыбнулся.
Мисс Трагедия страдальчески нахмурила лобик. Андрей терпеливо ждал.
– Как вы сказали, ваша фамилия? – наконец произнесла она.
– Берг, Андрей Берг. – Он протянул ей карточку. – Вот моя визитка.
Мисс Трагедия тяжело вздохнула. Андрей даже услышал приглушённый стон.
– Стойте здесь! – приказала она. – Я узнаю.
И, бесшумно приоткрыв дверь, исчезла за нею.
Андрей огляделся. Профессиональным наметанным глазом оценил интерьер, светотени, нашёл наиболее подходящее место – на тот случай, если придётся снимать Леона Луно здесь, в фойе. В зале может оказаться недостаточно света. Кроме того, ему нужны и зрители тоже, не только сам маэстро. И вообще, с этими мировыми звёздами никогда не знаешь, как и что повернётся.
И этот наверняка тоже капризный.
Света из «Эгоиста» потратила несколько дней, пока наконец получила добро на эту сессию. С другой стороны – понятно, живая легенда, что говорить.
Интересно, сколько ему уже?
Должно быть, за восемьдесят, да ещё небось как следует. Андрей видел его на парижской сцене лет двадцать назад, а в Интернете вычитал, что тому уже полвека, как мим приезжал на свои первые гастроли в Советский Союз. А ведь он уже тогда был мировой знаменитостью…
Дверь открылась. Мисс Трагедия вновь появилась на свет Божий.
– Вы можете пройти, – ещё больше поджав опущенные губы, скорбно объявила она. – Только очень тихо, пожалуйста. Постарайтесь не мешать.
– Разумеется, – кивнул Андрей. – Не беспокойтесь. Я понимаю. Спасибо.
И он быстро проскользнул в полуоткрытую дверь.
3
В зале царила напряжённая почтительная тишина. Беспокойство относительно нехватки света оказалось излишним, всё читалось превосходно. Стулья со зрителями стояли амфитеатром, на импровизированной сцене. На высвеченном круге посредине зала находился сам маэстро. Великий мим был в своём традиционном костюме Дуду, в цилиндре с цветочком, в белых перчатках и с белым лицом. Андрей заметил, что у многих в аудитории также были выбелены лица. И почти у каждого на руках белые перчатки. Вообще в зале оказалось только два цвета – чёрный и белый.
По-прежнему стоя у двери, Андрей бесшумно извлёк из кейса камеру, протёр объектив и навёл его на маэстро. Поразительно, но артист (по крайней мере, так казалось отсюда, на расстоянии) нисколько не изменился за прошедшие десятилетия. С неповторимой грацией Луно пытался пройти через незримую стену. Он тщетно пробовал перелезть или обойти её, но стена оказывалась слишком высокой и бесконечно длинной. Он искал и находил в ней щель, однако же протиснуться в эту щель ему никак не удавалось, он терял надежду, начинал снова, и… в конце концов у него получилось! Счастливый, Дуду делал несколько шагов вперёд и… натыкался на новую стену, ещё более высокую. На его выбеленном лице отражалась вся гамма чувств – от радости и окрылённости до безнадёжности и смирения, – попеременно возникали выражения недоумения, непонимания, растерянности, отчаяния…
