Чарли уловил это движение, поднял голову, сонными глазами посмотрел в её сторону. Потом громко зевнул и снова потерял всякий интерес к гостье. Было ясно, что она никуда не двинется с места.
Марину охватила истерика. Она судорожно попыталась выдернуть руку из распиленного наручника. Но как ни тянула кисть, как ни дёргала её, опять ничего не вышло. Только сильно поранила руку острыми углами распила, ободрала до крови.
Тяжело дыша, смотрела она сквозь слёзы на свои израненные руки. Отчаяние захлестнуло её, рвалось наружу. Если бы она могла, то кричала бы сейчас на всю улицу. Но она не могла, крика не было.
Неожиданно взгляд её прояснился, дыхание уравновесилось.
Руки!
Что-то такое важное он говорил про её руки. Надо только напрячься и вспомнить.
«У тебя такие красивые руки!»
«Твои чудные руки будут выглядеть так, как они того заслуживают!»
Вот, что он говорил. И ещё он сказал, что она должна быть безупречна! Что ж, пусть он полюбуется на её чудные красивые руки. Интересно, как он их будет снимать, какие чудные фотки у него получатся…
Только этого мало!
Марина внимательно рассматривала свои руки. На левой ранка на запястье, чуть повернуть кисть, и вообще ничего не будет видно, на правой – кровавая мозоль сбоку указательного пальца, тоже не сильно она заметна, легко скрыть. Нужно что-то более серьёзное.
Она изогнулась, ногой дотянулась до отброшенной пилки, пододвинула её назад, подобрала. Глаза уже просохли, взгляд был оцепеневший, неподвижный. Она взяла пилку в левую руку, вытянула правую и, сжав губы, начала осторожно пилить средний палец, между первой и второй фалангой.
Раз, два, раз, два!
Ещё пара движений взад-вперёд, и на пальце выступила кровь, совсем немного. Марина вздрогнула, застыла. Расширенными сухими глазами смотрела на палец. Потом, окончательно войдя в транс, сжала губы и начала механически пилить, так, как недавно пилила наручник.
Раз, два, раз, два, раз, два, раз, два…
Кровь начала заливать руку. Марина остановилась, задрала голову к небу, в безмолвном крике широко открыла рот. Внезапно почувствовала, что адская боль в пальце чуть стихла. Опустив глаза, увидела, что подошёл Чарли и лижет ей руку, слизывает кровь. Некоторое время она равнодушно, словно со стороны, наблюдала за этим. Потом внезапно резко тряхнула головой, словно стряхивая с себя наваждение, и отдёрнула руку. Какой бред ей пришёл в голову! Калечит себя вместо того, чтобы тратить силы на спасение.
Марина переложила пилку из левой руки в правую, примерилась и принялась пилить всё тот же наручник только с другой стороны, на этот раз уже в нужном, правильном месте…
28
Отец Агафангел машинально поглаживал свою длинную седую бороду, что было знаком его предельного внимания к собеседнику. Ярко-голубые глаза его пытливо всматривались в Андрея, который, слегка торопясь, рассказывал духовнику обо всём, что произошло с ним за последние пару лет. Они сидели на скамейке в глубине небольшого алькова рядом с любимой иконой фотографа, изображавшей святого отца Серафима Саровского. Голос, разносившийся по пустому храму, звучал взволнованно и оттого хрипловато. Отец Агафангел терпеливо, не перебивая, слушал его, любовно отмечал про себя, что виски у Андрея засеребрились. Возмужал, давно уже возмужал его мальчик.
– Так что же, – тихо сказал священник, когда тот наконец закончил, – ты после развода так с ней и не общаешься?
– Нет, батюшка, – покачал головой Андрей. – Вы же знаете, она меня поставила перед выбором – искусство или семья…
– Это я помню, – вздохнул отец Агафангел. – Вопрос – правильный ли ты сделал выбор?
– Кто знает, что правильно, а что нет, – усмехнулся Андрей. – Знаю одно: иначе я не мог.
– Понимаю, – снова вздохнул священник.
Наступила пауза. Оба молчали, каждый вспоминал своё. Звенящая непривычная тишина повисла в храме. Никакие городские шумы не долетали сюда сквозь вековые толстые стены.
– Так что же тебя привело сегодня? – ласково спросил отец Агафангел.
– У меня есть к вам вопрос, батюшка, – нерешительно ответил Андрей.
– Что за вопрос?
Андрей медлил. Никак не мог найти нужных слов.
Священник снова погладил бороду, подождал немного, потом всё же решил прийти на помощь:
– Если я правильно тебя понял, ты на пути к своему лучшему творению, так?
– Надеюсь… – пожал плечами Андрей.
– Так что же не так? Что тебя мучает?
Андрей вскочил со скамьи, сидеть уже не мог. Сверху вниз внимательно посмотрел в голубые глаза духовника:
– Вы знаете легенду о том, как Микеланджело, когда создавал Пьету, убил своего натурщика, чтобы точнее передать предсмертные муки распятого Христа?
– Знаю, конечно, – слегка удивлённо ответил священник. – И что же?
– Вы в это верите?
В голубых глазах заплясали искры. Отец Агафангел улыбнулся. Андрей есть Андрей, всё тот же мальчишка, вечно задающий каверзные вопросы. Разве что с сединой в висках.
– Теоретически я допускаю, что такое могло быть, – неспешно произнёс он вслух. – Но если уж разбираться, то у Микеланджело гвозди вбиты в ладони Христа, а не в запястья, как практиковалось тогда в Римской империи. Так что если бы мастер действительно попробовал распять натурщика, то обнаружил бы, что тело, прибитое таким образом, просто не удержится на кресте.
Андрей задумался. Снова наступила странная звенящая тишина.
– То есть великий поэт ошибался, – сказал он наконец. – Гений и злодейство совместны, не так ли, батюшка?
Искры в голубых глазах священника исчезли. Он ответил не сразу, понимая как важен его ответ для Андрея.
– Полагаю, всё зависит от греха, который берёт на себя творец, – раздумчиво заговорил он. – Если это не убийство, пожалуй, что да, совместны. Понимаешь, Андрей, Пьета вызывает отклик в миллионах душ. Подумай сам, сколько людей такое удивительное произведение может удержать от сумасшествия, депрессии, самоубийства… Известно же, кто спасает одну жизнь, спасает целый мир. Сколько миров можно спасти, создав что-то прекрасное!
Андрей просиял.
– Чему ты улыбаешься? – удивился священник.
– Большое спасибо, батюшка, – слегка поклонился Андрей. – Вы мне очень помогли.
Он уже начал было поворачиваться чтобы уйти, но неожиданно остановился, внимательно поглядел на священника и опять уселся рядом с ним.
– У меня есть ещё один вопрос, – решительно произнёс он. – Известно, что Микеланджело не прибегал к услугам моделей женского пола, да и женские фигуры ему никогда не удавались. Есть мнение, что он был геем…
