Нет! Не будет этого!
Она повернулась к окну. На пустыре по-прежнему никого не было. Но за ним по тротуару шли люди. Трое парней и две девушки. Они радостно болтали о чём-то, одна из девушек покатилась со смеху.
Марина открыла окно и стала энергично махать руками.
Ну посмотрите сюда!
Один разочек!
Всё было бесполезно, никто из них даже не взглянул в её сторону. Просто весело прошли мимо.
Марина печально смотрела им вслед. Покосилась на стоящий рядом телескоп, прильнула к окуляру.
Далёкая улица мгновенно приблизилась. Она была полна жизни. Люди заходили в магазины, спешили куда-то. Из греческой таверны выкатилась весёлая молодёжная компания. Мимо неё по мостовой неспешно проехала полицейская машина. Ей удалось даже разглядеть за ветровым стеклом молодое лицо водителя в полицейской фуражке. Он о чём-то беседовал со своим напарником. Сидящим в машине стражам закона нет никакого дела до глухонемой, посаженной на цепь девушки. Она была одна, совсем одна на всём белом свете.
Марина оторвалась от телескопа, вновь упрямо встряхнула головой, прогоняя норовившие опять появиться слёзы.
Не распускаться!
Думать!
Чарли надоело торчать рядом с ней. Он опять зевнул, поднялся на ноги, вышел из комнаты. Вскоре появился во дворе, подбежал к дереву, поднял ногу, пописал. Рядом торчала воткнутая в землю лопата.
Лопата!
Это то, что ей надо. Как она раньше не догадалась!
6
Марина быстро спустилась во двор, схватила лопату, подбежала к гаражу и, что было сил, стала лупить ею по металлическим дверям.
БАХ! БАХ! БАХ!
Чарли недовольно залаял, но потом отошёл и, высунув длинный язык, улёгся в тени. Однако спокойствие его было ложным. Шерсть чуть взъерошена, хвост вытянут, уши слегка подрагивают при каждом ударе. Ему активно не нравилось поведение странной гостьи. Он раздражённо заворчал, ещё не решив окончательно, как себя вести в этой ситуации. Но мышцы его были напряжены, он был готов ко всему.
Марина не обращала никакого внимания на ворчавшего Чарли. Она отчаянно била лопатой по металлу.
БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ!
Ей казалось, что грохот, который она создаёт, разносится по всей округе.
Кто-нибудь обязательно услышит! И решит выяснить, в чём тут дело!
БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ! БАХ!
Она совсем забыла про музыку Вивальди, почти полностью заглушавшую её остервенелые удары.
7
Андрей Берг въехал в район Арбата, не без труда нашёл место для парковки на Композиторской улице, после чего прогулялся пешком до переулка Каменная Слобода. Там, в старом особняке, находилась частично принадлежавшая ему фотолаборатория, в которой он делал цветокоррекцию, экспериментировал с плёнкой и печатал снимки больших размеров, главным образом цветные.
Андрей открыл дверь и, кивнув обслуживающему посетителя парню, сразу прошёл в глубь помещения, с удовольствием поглядывая на стоящие вокруг машины. Он ещё два года назад укомплектовал лабораторию самой современной техникой, с помощью которой можно было не просто заниматься фотошопом, а творить настоящие чудеса.
Из задней комнаты навстречу ему вышел лысоватый мужчина в очках неопределённого возраста. Ему можно было дать и тридцать, и сорок, а то и больше. На самом деле Гене, так звали партнёра Андрея, исполнилось всего двадцать семь, но догадаться об этом, глядя на его одутловатое серьёзное лицо, было довольно сложно.
– Привет! – поздоровался Гена. – Ну чего происходит?
– Происходит, – усмехнулся Андрей.
– Когда будем отправлять?
– Скоро, Геночка, скоро. Я ещё не готов.
Гена недоумённо пожал плечами:
– Времени на твои творческие раздумья остаётся очень мало. Ты же помнишь, когда дэдлайн. Вера сказала, самый крайний срок – это середина следующей недели.
– Знаю, – с лёгким раздражением ответил Андрей. – Говорил с Верой. Всё будет нормально. Я поработаю немного, о’кей?
Не дожидаясь ответа, он прошёл мимо Гены и закрыл за собой дверь.
Гена неодобрительно покачал головой. В конце концов, его дело было предупредить. Если Андрей опоздает на выставку, то это его проблемы.
8
Андрей Берг сидел на полу, сосредоточенно разглядывал приставленные к стене фотографии. Формат был большой, шестьдесят на сорок сантиметров, снимки занимали почти весь периметр комнаты. Он долго вертел головой то влево, то вправо, пока не остановился на одном из них.
Это была та же фотография, что висела у него дома: две женские руки, вылетавшие из темноты. Только здесь снимок был вирирован, то есть слегка тонирован с имитацией обработки сепией. В результате возник светло-коричневый оттенок, присущий старым чёрно-белым фотографиям. Это придавало определённый шик изображению, делало его более стильным.
Андрей поднял руку вверх, как бы заслоняя от себя снимок. На самом деле играл со светом, падающим на фотографию. С удивлением поймал себя на том, что эта, безусловно, одна из лучших его работ не вызывает у него сейчас обычного восторга.
Что-то не то…
Он встал, взял фотографию в руки, поднёс к окну, повернул её вертикально, как дома, и опять долго и внимательно разглядывал её. Потом подошёл к большому шредеру, уничтожителю бумаг и документов, стоявшему рядом со столом, и медленно стал опускать фотографию в прорезь. Шредер заработал, заурчал, энергично поглощая снимок.
Андрей с угрюмой усмешкой наблюдал, как исчезает его шедевр. Шредер сожрал сначала одна женскую руку, потом вторую.
Пожиратель рук!
Андрей подпихнул в прорезь остаток фотографии и резко отвернулся. Шредер поурчал ещё несколько секунд и замолк.
Вот и всё.
Андрей резко отвернулся, растерянно озираясь вокруг. Взгляд его быстро перебегал с одной фотографии на другую.
«Нет, ребята, всё не так», – пел когда-то Высоцкий. Прав был поэт, надо заметить.
Всё не так.
Вот, например, этот старинный натюрморт, висящий на стене в изящной рамке. Когда-то он переснял его, обработал, придал ему суперсовременный вид. Старый, никому не интересный натюрморт превратился в стильную фотографию.
Ну и что?
Вот именно, что ничего. Это просто упражнение в ремесле. Не имеет никакого отношения к искусству. Это же не авторская работа. И зачем она здесь висит, вообще непонятно. Нечего ей здесь делать. А вот рамка хорошая. Рамка пригодится.
Ещё как.
