Мальчик нравился ей все больше. Конечно, красавцем его не назовешь. И ростом невысок, но какой-то весь ладный. Волосы каштановые, длинные, вьющиеся. А когда он улыбался или когда у него вспыхивали глаза, вот так, как сейчас, он становился даже красив.
– Я могу попытаться договориться с Эльвирой Константиновной о вашем показе, – произнесла она, стараясь смягчить свой резкий крякающий голос.
– Вот было б здорово! – выдохнул Кирилл. – Вы думаете, она может согласиться?
– Я думаю, Эльвира Константиновна мне не откажет. Я ее не так часто о чем-то прошу.
– Ой, я вам был бы благодарен, Людмила Борисовна! Мне прямо не верится, что это возможно…
Она услышала, что голос Кирилла даже зазвенел от волнения. Хотела успокоить юношу, но тут с лестничной площадки раздался звук вызванного кем-то лифта.
Портниха насторожилась. Муж должен был вот-вот вернуться, и ей совсем не хотелось, чтобы Кирилл его видел.
– Пока благодарить не за что, но я обещаю, что сделаю все, что от меня зависит. Если она согласится, то когда вы будете готовы для показа?
– Да ну что вы, Людмила Борисовна! – аж задохнулся Кирилл. – Я готов! Я давным-давно готов! В любой момент! Как только вы скажете!..
– Хорошо, хорошо, – улыбнулась она. – Я вам позвоню, как только будут какие-то новости. Может быть, даже завтра! Как ваша фамилия?
– Латынин. Я у Коршунова учился. Это на всякий случай… Огромное вам спасибо, Людмила Борисовна! Вот уж неожиданность! Ну надо же, а?.. Вот как бывает… Я… я буду ждать! До свидания!
– До свидания! Вы, кстати, позвоните завтра насчет платья, может быть, я уже закончу.
– Да вы что! – снова восхитился Кирилл. – Вот это было б здорово! Ну и ну! Вы и правда волшебница!
– Всего хорошего! – усмехнулась Людмила Борисовна.
Она захлопнула за ним дверь, прислушалась к торопливым шагам. Смешной мальчишка! Как у него загораются глаза, когда его что-то поражает! Как оживляется, меняется лицо!
Она тихо захихикала, вспомнив реакцию Кирилла на сообщение о том, что платье, возможно, будет готово завтра. Вот уж умора! На редкость славный парень! Если б у нее был сын, то он, скорее всего, походил бы на этого Кирилла. Так, по крайней мере, ей хотелось бы.
Он даже не стал вызывать лифт, вприпрыжку помчался вниз по лестнице! А ведь семнадцатый этаж… И про платье своей невесты, похоже, забыл напрочь.
Мы еще посмотрим, кстати, получит ли невеста своего жениха?!. Нельзя отдавать его той сучке. Парень явно талантливый, сразу видно. Хоть одно доброе дело она сделает, не даст погибнуть мальчику в постели у этой блядищи, которая будет из него веревки вить, а потом выкинет на помойку, как только найдет какого-нибудь богатея. Ни за что!..
Сам-то он, конечно, от нее ни за что не отлипнет, это понятно, такие присасываются накрепко. Но еще не вечер, есть способы ему помочь. Светочке из Кривого Рога небось сейчас прописка нужна. Что ж, поглядим!.. Нет, нет, она не допустит, чтобы этот славный мальчик повторил ее ошибку.
Людмила Борисовна решительно задвигала в воздухе указательным пальцем и, переваливаясь чуть тяжелее чем обычно, заспешила к телефону.
– Эльвирочка Константиновна, – умильно закрякала она, – это Люся. Не отрываю вас, нет? У меня знаете к вам какая просьба… Мы с вами заболтались, и я совсем забыла про одну важную вещь… Я вам никогда раньше не говорила, как-то случая не было… Дело в том, что у меня племянник есть, Кирюша…
9. Озноб
Бирюлево погружалось в сон. Все вокруг замолкало, затихало, замирало. Одно за другим гасли окна в гигантских многоэтажках до тех пор, пока на весь «спальный» район не осталось всего несколько маленьких освещенных прямоугольников, раскиданных тут и там на разной высоте и только подчеркивающих своей немногочисленностью всеобщее темное оцепенение.
Так тянулось уже часа два или три, когда внезапно в накрывшей Бирюлево тишине эхо разнесло легкие, еле слышные шаги. Посредине омертвевшей улицы появилась девочка в драных джинсах и когда-то белых стоптанных кроссовках, давно утративших свою белизну.
Девочка жевала жвачку, куталась в потрепанную розовую курточку и шмыгала покрасневшим носиком, втягивая сопли. Не то чтобы она мучилась от простуды, скорее, это просто была аллергия на холод.
Серые глаза девочки слезились от встречного ветра, и ей приходилось периодически вытирать их грязной ладошкой. При этом она зорко поглядывала вокруг, словно пыталась разглядеть кого-то за закрытыми дверями подъездов.
Никого не обнаруживая, девочка выплевывала надоевшую жвачку и, натянув капюшон, с каким-то брезгливо-равнодушным выражением лица продолжала свое одинокое движение с только ей ведомой целью.
Фархад Нигматулин проследил, как розовый муравейчик исчез в конце темного уличного ущелья и, поежившись от вновь охватившего его озноба, отпрянул от окна. Одновременно какой-то мучительный полузвериный стон вырвался из его плотно сжатого рта.
Фархаду было холодно, отчаянно холодно. Этот холод возникал даже не от рвущегося в щели ветра, он шел откуда-то изнутри. Причем зябкость его отнюдь не была врожденной, проявляться стала где-то несколько лет назад и с тех пор росла неуклонно с каждым годом, доставляя Фархаду массу отвратительных переживаний. Никакое теплое белье ему при этом не помогало, и бороться с постоянно растущим холодом становилось все тяжелее.
Но самый ужас и парадокс его жизни состоял в том, что при таком донельзя выматывающем холоде Фархаду все равно безумно хотелось открыть окно. И он совершенно ничего не мог поделать с этим раздирающим его на части желанием.
Скрежеща зубами, Фархад заставил себя отойти от темного стекла и, издав еще один такой же отчаянный звериный звук, рухнул на свою узкую кровать, забился под одеяло и, трясясь от лихорадочного озноба, невероятным усилием воли заставил себя не думать об этом злосчастном окне.
Спустя минут двадцать ему все же удалось кое-как согреться, и он наконец задремал.
10. Зуд
Почти одновременно на другом конце Бирюлево неожиданно проснулся Никита Бабахин. Теперь он сидел на постели, очумело всматривался в темноту и с трудом осваивался в новой реальности.
Уж слишком явственно приснилась ему крупная звериная голова, с непонятной усмешкой уставившаяся на него маленькими глазками. Мало того, Никита помнил, как голова придвинулась к нему почти вплотную, так, что он почувствовал тяжелое горячее дыхание. При этом приоткрылась темная, усыпанная двумя рядами острых зубов медвежья пасть, и оттуда внезапно высунулся длинный розовый влажный язык. Он смачно облизал узкую лохматую морду и почти мгновенно исчез. Пасть закрылась.
Никита вздохнул и откинулся на подушку, прислушиваясь к себе. И почти тотчас его начал мучить зуд. Медленно, но верно распространялся по всему телу, от шеи до самых пальцев ног.
