Словно зверь, обозначающий свою территорию. Словно лев, демонстрирующий свою силу.
Он двигался резко, сильно, вколачиваясь в меня так, что мне оставалось только как можно шире развести ноги и, не осознавая этого, ждать, когда он насытится.
Все вокруг рушилось, с потолка хлопьями летела штукатурка, стены тряслись, угрожая убить нас под своими руинами, если он не остановится и здание посыплется, словно карточный домик. И когда, казалось, спастись уже не будет и шанса, сатир с хриплым рыком остановился, падая на меня всем телом и тяжело дыша.
— Отдай мне Элизу, Таша, — прошептал он, и по моей спине пробежала холодная волна пота. — Ты мне должна. И она — моя плата.
Глава 38
У меня по спине водопадом пробежали холодные мурашки, а внутри вспыхнул и рванул целый вулкан отчаяния. Он будто заполнил меня до краев и излился наружу в виде дорожек слез. Нет. Нет. Нет.
— Нет, — забормотала я, чувствуя, что меня сейчас накроет истерика. — Люц, прошу, умоляю… не трогай ее. Она же маленькая. Как ты можешь… господи, возьми лучше меня и делай, что хочешь. Я выдержу все, что придет тебе в голову. Хоть убивай. Пожалуйста, только не ее…
Голос сорвался до шепота, и я умоляла, закрыв глаза и чувствуя, что это была огромная ошибка — обратиться к нему. Кто же знал? Кто же знал? Я теперь могу только умолять, потому что попробуй я помешать сатиру — и он просто свернет мне шею.
— Таша…
— Она маленькая, Люц…
— Таша, ты не поняла. Я не испытываю к ней влечение, если ты об этом. Она слишком мала. И я не посмел бы даже посмотреть на нее с такими мыслями.
Надежда всколыхнулась во мне и тут же погасла. Но зачем тогда?.. Я еле разлепила мокрые от слез ресницы и посмотрела на сатира. Он выглядел как-то напряженно и серьезно. На его лице не было похоти, когда он говорил о моей сестре.
— Но зачем тогда?
— Она — моя истинная.
Я моргнула удивленно.
— С чего ты взял?
— С того, что я чувствую потребность оберегать ее. И отдать за нее жизнь, если до этого дойдет, — с угрозой произнес Люц, сверкнув глазами. — Стоило мне только увидеть ее в окружении этих ублюдков, и я понял. Иначе бы не вернулся в таком состоянии, Таша.
Я молча смотрела на него, укладывая в голове то, что он сказал. Истинная… Ни за что не хотела бы, чтобы моя маленькая сестра связалась — сейчас или когда-либо — с этим существом. Зная его темную сторону. Зная, на что он способен. И зная, чего он хочет в постели. Сейчас, может быть, он для нее просто защитник, и очень неплохой… но…
— Она подрастет, Люц, и… что?
— Когда она подрастет, все изменится. — Он будто выжирал меня глазами и своим непререкаемым и решительным тоном закладывал в мою душу понимание, что он не отступится, отчего мне становилось страшно. Мое согласие — всего лишь формальность в этом случае. Дань нашей… дружбе, если это можно так назвать.
Но я все равно не могла спокойно кивнуть, покорившись этой решительности. Я покачала головой. Не хочу Элизе такого спутника. Почему хотя бы она не может просто выйти замуж и жить спокойно, не связываясь с существами, вроде Люция? Его бэкграунд вряд ли можно назвать хоть сколько-нибудь положительным.
— Я не могу тебе сказать: «Да, Люц, береги ее. Благословляю», — грустно усмехнулась я, — но тебе ведь плевать. Я не хочу, чтобы Элиза росла, наблюдая за твоей темной стороной жизни… Да у тебя и светлой-то нет даже. Ты связан с триумвиратом, ты любитель походить по борделям. Ты… Твоя тьма…
Сатир молча, без слов, поднялся и принялся одеваться. Будто полностью игнорируя меня, пока я сидела, качая головой и понимая, что семья Элизы — отец и я — смогли подарить ей только самое плохое в жизни. И не смогли защитить от грязи.
— С триумвиратом мои отношения закончились с этого дня, Таша, — коротко и тихо произнес Люц. А потом раскрыл возле себя портал и шагнул в него, исчезая. Я без слов поняла, куда. Наверняка проведать мою сестру. Дерьмо!
Я с яростью стукнула кулаком по кровати. Потом вскочила с нее, услышав, как хрустит под ногами штукатурка, подхватила одну из ножек и с криком швырнула в зеркало на стене.
— Да что б ты сдох, ублюдок! — вырвалось у меня, когда я вспомнила, из-за кого заварилась вся эта каша с борделем и с продажей сестры. — Я убью тебя! Найду и убью! — Я уже швырялась всем, что попадется под руку. Зеркало с тихим звоном треснуло, люстра жалобно звякнула и осыпалась осколками на пол. — Придушу и заставлю отрабатывать все зло, что ты нам причинил! Подложу под извращенцев, и пусть тебе во все дыры напихают!!!
Я с силой пнула книжный шкаф и, ахнув, схватилась за ногу и упала попой на пол. Черт. Так и палец можно сломать. Зачем я крушу все? Делу это не поможет. А вот холодный разум и связи — еще как.
Хотя сейчас мне казалось, что даже если сюда Марта зайдет, чтобы наказать за поведение — я наброшусь на нее и придушу, сомкнув на шее руки.
Я потрясла головой, закрыв глаза, и возвращая себе самообладание. Потерла ладонями лицо, с протяжным стоном выпуская горячий воздух из легких. Все, тихо, Таша. Ты сможешь. Все сможешь. Все исправишь.
Открыла глаза. Комната походила на поле боя — люстра разбита, кровать сломана, пол усеивает ровный слой белой штукатурки.
Стоило мне посмотреть в дальний угол, как сердце тревожно ударило в груди, а по коже пробежал неприятный и липкий морозец.
Баред черной тряпочкой лежал на полу, вытянув лапки и закрыв глаза. Черная шерстка казалась неопрятной и грязно-серой из-за пыли. Над тельцем животного поднимался темный дымок.
Господи. Мы что, убили кота? Ешки-поварешки. Как так вышло-то? Рядом с ним я не заметила ничего, что могло бы его ранить. Я ненароком вспомнила, как он любил торчать под кроватью, и застонала обреченно. Конечно. Наверняка кровать рухнула на него, а он выполз потом из последних сил и умер.
Какая дурацкая смерть… Прости, котик, меня-дуру.
Я отвернулась, не в силах смотреть на тельце, которое выглядело так жалко и беззащитно сейчас. В груди поселилось гадкое и тянущее чувство вины. Надо его похоронить. Положить в какую-нибудь коробочку и закопать во дворе борделя. Ему же тут нравилось…
Я открыла дверцы и принялась рыться в шкафу с одеждой, подыскивая подходящий гробик для животного. Коробка нашлась одна — забитая чеками и ярлычками от одежды. Не сильно большая, но должна подойти.
Вытряхнув весь мусор из нее, я забрала коробку, захлопнула двери шкафа и повернулась к коту.
Коробка выскользнула из ослабевших внезапно рук и с тихим стуком упала на пол.
Мои глаза округлились, а рот сам по себе открылся.
Сердце в очередной раз за день исполнило кульбит и рухнуло куда-то в пятки, а из груди вырвалось глупое сипение, вместо ошарашенного «котик?».
