Спустя какое-то время поняла, что смотрю в пустоту, та рука, которая была для меня ориентиром, исчезла, другая всё ещё выслушивала пульсацию внутри, Дима не спешил вынимать пальцы. Спустя несколько секунд горячая струя ударила в крестец, грубое тело придавило меня, прижимая к стене, а короткое рваное дыхание говорило за себя. И он защищал меня. От всего. Даже непослушная вода, которая била без разбора по его плечам, до меня долетала лишь мелкими брызгами. И мне нравилось это чувство, когда за моей спиной обязательно кто-то есть. Мне его не хватало…
Глава 10
— Расскажи о себе. — Попросила я, когда молчание утомило, а закрыть глаза, чтобы уснуть, так и не смогла.
Дима лежал на спине, я устроила подбородок на тёплой груди. Мне было хорошо рядом с ним, а он просто не мог отказать. Посмотрел, устало улыбаясь, погладил волосы.
— Что ты хочешь знать?
— Не знаю. Мне всё равно, с чего ты начнёшь. — Ответила искренне, не задумываясь о смысле слов. — Например, что означают твои татуировки?
Погладила ладонью белого мишку, с которым успела подружиться, посмотрела на перо, украшающее ключицу, мысль о чём-то страшном не отпускала.
— Вот это перо, что оно означает? — Пересилила себя и притронулась губами чуть выше, Дима повернул голову так, словно и забыл о его существовании. — Кажется, пером в тюрьме называют нож, я права?
— Права. — Выдохнул, отворачиваясь к окну, задумался, засмотрелся, как ночь сменялась днём, пришло время рассвета. — Перо это символ творческого человека, — начал неожиданно для меня, в момент, когда уже не ждала ответа. — Я учился в художественной школе, кажется, это был последний класс. Хотелось чем-то отличаться, выделяться из толпы, выразить себя, только вот не знал как. А брат моего одноклассника был отличным тату-художником, даже не помню, как они меня уговаривали, я не считал роспись тела достойным занятием. Но когда увидел результат, просто не осталось слов. Это я. Моё представление о мире.
— Просто перо. — Возразила я, всматриваясь в тёмный рисунок, кончик словно шевелился, когда Дима вздыхал, а потом, когда воздух выходил из лёгких, казалось, что перо вот-вот слетит, его унесёт вместе с ветром.
— А я и есть перо. Хочется летать, но не могу. Отбился от стаи, вылетел, не зная, зачем, а обратной дороги нет.
— А почему чёрное? Ведь можно было выбрать что-нибудь яркое, запоминающееся.
— Хочешь сказать, что ты его не запомнила? — Улыбнулся он, прижимая мои плечи к своей груди. — Не знаю почему… я так чувствовал на тот момент.
— А медведь? Что означает медведь? Сила, угроза? Может, власть? Раньше его не было, а теперь есть.
Дима дышал ровно, а мне хотелось знать о нём то, что не знает никто другой.
— Я слышала, что многие люди, сделав татуировку по глупости, потом мечтают от неё избавиться, а ты новые накалываешь. Значит, не жалеешь?
— Жалеют те, кто сделал рисунок просто так. Без смысла. А тату — как шрам, она должна говорить о чём-то, предупреждать, напоминать. Человек со временем меняется, умнеет, учится делать выводы. Каждая татуировка для меня вывод по истечении определённого времени.
Я осмысливала сказанное, а Дима закрыл глаза, концентрируясь.
— Белый медведь означает одиночество.
— Одиночество? — Повторила я, всматриваясь в его лицо, но Дима глаз не открыл, хотя знал, что я смотрю. — Почему? Какой это вывод для тебя?
— Я сделал её практически сразу как вышел из тюрьмы.
— От тебя все отвернулись?
— Нет. Мои друзья так и остались со мной. Но ведь иногда, не смотря на количество окружающих тебя людей, ты так и остаёшься одиноким. Я сделал её в то день, когда увидел тебя.
Я поднялась, отталкиваясь от его груди, а Дима отпустил, улыбнулся, зная, что в напряжении жду ответа.
— Лёха сразу сказал, чтобы я к тебе не лез. В чём-то он был прав. Зона меняет людей, какими бы они ни были. И я изменился. Стал жёстче… наверно, более остро научился ощущать реальность, разделять белое и чёрное. Ты была белым… а я чёрным.
— Ты должен был прийти ко мне! — Прошептала с обвинением в голосе, Дима безразлично пожал плечами.
— Должен. Пришёл. А ты была не одна.
— Я не понимаю… — Отвернулась, отдышалась и снова вцепилась в него взглядом.
— Ты ведь не думаешь, что я хотел напугать тебя и встретить в квартире, нет? Так и я не хотел. Не знаю, о чём в тот момент думал, что решал. Я сидел в тени деревьев, которые стояли на детской площадке, недалеко от твоего дома. Терпеливо ждал. Пары уже закончились, а ты всё не шла. А когда у подъезда остановилась машина, я увидел тебя с ним. Наверно так и должно было быть. Так правильно. Только поэтому не пошёл и не убил его к чёртовой матери.
В голосе было столько тоски, усталости, груза ответственности, но при этом тон ровный, спокойный, тихий, а внутри буря. Ураган, который он пытается подавить. И я боялась прикоснуться и почувствовать его напряжение, узнать, каким он может быть. Сидела рядом, прикрывая грудь покрывалом, поникшие плечи давили, заставляя упасть, но я держалась.
— Галя, мне выть хотелось от боли. Сам отпустил тебя, потерял, не имел права ничего предъявлять, да и время нужно было, чтобы просто успокоится. Измучил бы тогда и тебя, и себя, при этом ничего не добившись. Наколол медведя. Тогда почувствовал, что не один, знал, что с ним. А когда напивался, надеялся, что когда-нибудь рядом будешь ты. Теперь ты рядом.
— Ты сам придумывал себе проблемы.
— Сам придумал, сам и решил. — Отрезал он грубо. Глаза открыл и на меня посмотрел — Когда я смотрю на тебя, понимаю, что оно того стоило. Всё дерьмо, которое было в моей жизни стоило твоей сегодняшней улыбки, твоего дыхания рядом, стука твоего сердца. Я жив, пока ты со мной.
— Как в сказке… «Аленький цветочек». — Пояснила, когда Дима посмотрел на меня. Протянула руку к его лицу, Дима не отшатнулся, но напрягся, я не тронула, провела пальцами по волосам. — А ты моё чудовище. Чудовище, которое умирает от тоски…
— Похоже. — Прохрипел, соглашаясь. — Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь, — произнёс Дима задумчиво и сам головой в мою ладонь толкнулся, требуя ласки.
— За что?
— Просто простишь. Наверно за то, что трус.
— Почему так говоришь?
— Потому что так и есть, Галь. Не хочу сейчас об этом. Что там на повестке дня? — Попытался отшутиться, а я не стала давить, по себе знаю, что не поможет, да и Дима со мной обращался бережно, ничего не требуя, наверно стоило отплатить ему тем же.
— На повестке дня самое страшное. Твой ворон. Зачем такую жуть изображать? Я до сих пор боюсь, что как только прикоснусь или приближусь, чтобы рассмотреть, он выцарапает мои глаза. — Призналась, вспоминая первые впечатления. — Вот уж точно, черта так черта. Ты что, кого-то убил? — Спросила и по вытянутому лицу, поняла, что последние слова были произнесены зря, но Дима выдержал, и быстро с эмоциями справился.
