Вот об одном из таких мифов, а также об одной замечательной судьбе мы и поговорим на этих страницах. Но сначала – быль.
21 июля 1937 г. в подмосковном городке Перово в семье Стрельцовых родился мальчик, получивший от родителей имя Эдуард. Это сегодня Перово – район Москвы. А с 1925 по 1960 г. бывшее село Перово числилось городом. Население этого небольшого городишки было занято на нескольких заводах, в большинстве обанкротившихся и расформированных к настоящему времени. На одном из таких предприятий, ныне канувшем в Лету заводе режущих инструментов «Фрезер», работали и Стрельцовы. Сначала отец и мать, а потом и подросший сын Эдуард. А вот счастья в семье не было. Богатырского сложения отец нрав имел спокойный, а руки – золотые. Так что даже вся мебель в доме была сделана этими руками. А вот матушка отличалась характером взбалмошным, и едва ли не первое, и уж точно единственное детское воспоминание Эдика об отце было связано с бурным выяснением отношений между родителями. Вспылив, Софья Фроловна Стрельцова схватила с плитки горячий кофейник и запустила в мужа. Но кофейник, налетев на выставленную ладонь отца семейства, отскочил, врезался в стену и рухнул со всем содержимым на пол.
ВСЮ ЖИЗНЬ ЕМУ НЕ ХВАТАЛО ОТЦА И УЖАСНО ХОТЕЛОСЬ УЗНАТЬ: ЛЮБИЛ ЛИ ОТЕЦ ФУТБОЛ И ВИДЕЛ ЛИ ХОТЬ РАЗ ИГРУ СВОЕГО ЗНАМЕНИТОГО СЫНА.
– Успокоилась? – поинтересовался супруг, закурил и продолжать выяснение отношений отказался.
Впрочем, возможно, на характер Софьи Фроловны влияние оказывало ее отнюдь не богатырское здоровье: молодой еще женщиной она перенесла инфаркт, страдала астмой, так что к сорока годам имела инвалидность.
Когда началась война, отец ушел на фронт. Ушел рядовым, а пришел на побывку в 1943-м офицером разведки. Тут бы жить да радоваться, тем более в 1945 г. вернулся отец живым и здоровым. Да вот только вернулся он не в родное Перово, а в Киев, оставшись с другой женщиной после того, как Софья Фроловна, узнав от ординарца о внебрачной связи супруга на фронте, запретила тому возвращаться домой. Так и вырос Эдик без отца, на которого смотрел с восхищением, о котором помнил и больше всего на свете жалел, что не мог видеть его хотя бы время от времени. Всю жизнь ему не хватало отца и ужасно хотелось узнать: любил ли отец футбол и видел ли хоть раз игру своего знаменитого сына. И оставалась обида на мать, лишившую сына чего-то важного, а может быть, и самого главного в жизни.
Но это было потом. А пока шла война. Эдик рос и, как большинство советских детей, ходил в детский сад, а потом – в школу. Воспитательница в саду вспоминала о нем впоследствии, что хоть озорным он и не был, но если попадался за шалость, то никогда не просил прощения. Вспоминая уже о взрослом Эдуарде Стрельцове, первая жена его Алла Деменко отмечала ту же черту, сохранившуюся с детства, – просить прощения он не любил и как будто не умел. Эта черта любопытная и кое о чем говорящая, так что в свое время мы к ней еще вернемся.
Военное время было голодным, все время хотелось есть, так что порой, за неимением другой еды, приходилось грызть жмых. Надеть было нечего, и мать ругала за разбитые мячом ботинки, в которых Эдик ходил в детский сад, – уже тогда он играл в футбол. Во дворе дома в Перове была площадка, засыпанная опилками, где местные мальчишки гоняли мяч.
Голодное, оборванное военное детство пролетело быстро. И вот уже, окончив семь классов, Эдик пошел работать на «Фрезер» слесарем-лекальщиком и почти сразу оказался в юношеской футбольной команде завода. Он был самым маленьким в команде, но за лето 1949-го вдруг вытянулся сразу на тринадцать сантиметров и благодаря взрослому телосложению и уже заметной манере игры оказался во взрослой команде.
Несколько лет он играл и за взрослых, и за юношей, пока в 1953 г. на стадион «Фрезер» в перовском районе Плющеве не приехала на товарищескую встречу юношеская сборная «Торпедо». Фрезерский тренер М.С. Левин дружил с торпедовским В.С. Проворновым и попросил его взглянуть на своих ребят – Эдика Стрельцова, Женю Гришкова и Леву Кондратьева. Проворнов взглянул и всех троих пригласил в «Торпедо».
Надо сказать, что Стрельцов в то время уже мечтал о другой команде, напитываясь большим футболом на московских стадионах. Часами отстаивал он очереди за билетами на стадион «Динамо», чтобы увидеть игру прославленных мастеров. Трофимов, Бобров, Дементьев, Федотов… Из-за Федотова и Боброва он болел за армейцев, но командой мечты оставался «Спартак». И когда впоследствии его пригласили играть за любимую команду, он был склонен принять это приглашение и уйти из «Торпедо». Соблазн оказался очень велик, играть за «Спартак» представлялось ему огромной честью. Но в «Спартаке» надлежало занять место Н.П. Симоняна – игрока, которого Стрельцов бесконечно уважал, а потому не смог пойти на такой шаг, не хотел чувствовать себя человеком, который выжил товарища из команды. Он считал, что вполне может дождаться, когда Симонян закончит карьеру и уйдет из футбола. Вот тогда можно было бы перейти в любимый «Спартак». Однако этому не суждено было сбыться.
А пока в 1953 г. он с командой торпедовских мастеров попал на сборы в Сочи. Старший тренер «Торпедо» В.А. Маслов счел нужным провести совместную подготовку новичков с опытными игроками. Так стремительно началась футбольная карьера Эдуарда Стрельцова, почти сразу попавшего в основной состав мастеров. К слову, сам Стрельцов вспоминал потом, что о его приятеле Леве Кондратьеве кто-то из тренеров отзывался как о более интересном и перспективном игроке. Но ни Кондратьев, ни Гришков так и не стали серьезными футболистами. Оба вскоре поступили учиться и занятия в институте и техникуме не стали совмещать с футболом. И только Стрельцов оказался болен игрой, из той троицы он один мечтал посвятить себя мячу и полю.
В первых матчах за «Торпедо» он оставался в основном на скамейке запасных. На поле выпускали его ненадолго – минут на двадцать. Дебют состоялся 4 апреля 1954 г., когда «Торпедо» играло в Харькове с местным «Локомотивом». Стрельцова выпустили за двадцать минут до конца матча. Мяча он не забил, зато спустя много лет его первый выход на поле в составе «Торпедо» оказался в центре внимания любителей футбола. Дело в том, что арбитр из Риги Эдгар Клавс, ведший протокол того матча, утверждал, что четвертый гол – а «Торпедо» выиграло у харьковского «Локомотива» 4:1 – забил не кто иной, как Стрельцов. Правда, судя по всему, об этом Стрельцов и сам не знал, потому что в своей книге «Вижу поле» о той харьковской игре сообщает буквально несколькими словами. Но выяснилось, что газета Завода имени Сталина (так до 1956 г. назывался Завод имени Лихачева) «Сталинец» (впоследствии – «Московский автозаводец») откомандировала в Харьков и журналиста, и фотокора. Так что в распоряжении редакции имелась не только заметка со стадиона, но и фотография того самого спорного гола. На фото было видно, как мяч летит в ворота от ноги Виталия Вацкевича. Стрельцов же вообще не попал в кадр, то есть рядом с забитым мячом его не было.
Следующий выход Стрельцова состоялся там же, в Харькове, 8 апреля на встрече с ленинградской командой «Трудовые резервы». В книге «Вижу поле» Стрельцов пишет, что в той игре смог принести своей команде «некоторую пользу», утверждая, что атаковал ленинградского защитника, с перепугу ударившего в собственные ворота: «Когда меня выпустили, наши 0:2 проигрывали. Но не собирались сдаваться. И второй гол при моем непосредственном участии сквитали – я прямо на защитника шел, он от испуга ошибся и мимо своего вратаря пробил…» Правда, ни в «Советском спорте» от 10 апреля 1954 г., ни в «Социалистичной Харькивщине» от 9 апреля 1954 г. о Стрельцове не говорится ни слова. Действительно, ленинградский защитник Александр Донцов за 6 минут до конца игры отправил мяч в свои ворота. Но не после атаки Стрельцова, а в ходе борьбы с Александром Гулевским. К тому же в своей книге Стрельцов называет «Трудовые резервы» ленинградским «Динамо». Но будем считать, что название команды подзабылось, а вот ощущения от игры, чувство своей причастности к забитому мячу сохранились на всю жизнь.
