Вернула все то, что отнял у него Счастливчик.
Черная волна горя захлестнула Счастливчика, за всю свою недолгую, но полную невзгод жизнь он еще никогда не испытывал ничего подобного. Стыд и вина сжимали его сердце и разрывали нутро, сокрушая все другие чувства и мысли. Эта мука не шла ни в какое сравнение и пульсирующей болью в прокушенной лапе, сейчас Счастливчик с радостью согласился бы остаться совсем без лапы, лишь бы Торф был жив.
«Это все моя вина. Это я навлек все эти беды на стаю… Я вторгся в их жизнь и испортил, я разрушил все, чем они жили… Это я погубил Торфа и Пушка».
Боль была настолько огромна, что он не мог сдержать ее в себе. Задрав голову, Счастливчик отчаянно завыл, выплескивая в небо свою скорбь и муку.
Кусака изумленно повернулась к нему, потом задрожала, запрокинула морду и тоже завыла. Почти сразу же к ним присоединился Хромой, потом Стрела, а затем Марта и Бруно. Вскоре все собаки уже дружно выли, объединившись в горе о погибших.
Но на этот раз призрачные псы не явились на горестный зов Счастливчика.
«Они отвернулись от меня, — бесстрастно подумал он, не в силах даже заплакать от тоски. — Так мне и надо. Я самый презренный пес на всей Собаке-Земле».
Голос Счастливчика задрожал, сорвался, и он замолчал.
Добрая Кусака тоже перестала выть и всем телом прижалась к нему, утешая.
— Не вини себя, — прошептала она. — Ты сделал все, что мог. Ты герой.
— Ты храбро сражался за Луну и ее щенков, — поддержала ее Стрела. — Торф пришел тебе на помощь и погиб в бою.
Его друзья возобновили оплакивание, а Счастливчик тихо сидел рядом с ними. У него пропал голос. Он сидел среди горюющих собак, и их вой разрывал ему сердце. В какой-то момент он заметил, что Нытик пристально наблюдает за ним, но какое Счастливчику было дело до этого маленького поганца?
«Да, я сделал все, что мог, — горько думал он. — Я предал вас, я натравил на ваш лагерь Беллу и лисиц, я предал, унизил, а потом и убил Торфа. И Пушка…»
Если бы Собака-Земля сейчас распахнула свою бездонную пасть, чтобы проглотить его, Счастливчик бы с радостью бросился навстречу смерти. Даже не заскулил бы напоследок.
Глава XXII
В мрачном молчании стал убирала из лагеря мертвые тела. Дохлых лис собаки выволокли на луг и бросили на поживу воронам. Марта своими широкими перепончатыми лапами толкала лис сзади, а Дейзи тащила их зубами вперед, морщась от боли в расцарапанной морде.
«Она превратилась в настоящего бойца», — с невольным восхищением подумал Счастливчик.
Над всем лагерем лежало гнетущее ощущение беды: Счастливчик задыхался в нем, словно под обвалом. Ничего не было закончено. Все, что должно быть сказано и сделано, будет исполнено сразу после того, как живые отдадут дань уважения мертвым. Счастливчик не смел поднять глаза на Альфу и Лапочку и старался не смотреть на сестру. Ради нее он предал дикую стаю, а она отплатила ему за это недоверием, ложью и глупостью.
Битва была страшной, но в ней не было победителей, и все это понимали. Ощущение беды и катастрофы камнем лежало в животе Счастливчика, и он чувствовал, что долго не сможет этого выдержать.
Когда лагерь был очищен от лис, стая вернулась к своим мертвым. Они бережно перенесли тела Торфа и Пушка под цветущий куст, росший сразу за лагерем.
Лапочка зарылась носом в черную шерсть Торфа.
— Сейчас не время для долгого прощания, — мрачно сказала она. — Но я обещаю, что мы по всем правилам и с честью проводим их к Собаке-Земле.
Счастливчик окаменел. Оказывается, он даже ничего не знал о том, как в стае принято оплакивать и провожать своих мертвых. Это понимание обожгло его сильнее, чем лисий укус. Только что он был готов отдать жизнь за этих собак, но, оказывается, до сих пор не был одним из них. То есть был, но не вполне. Не до конца.
Порох и Луна задержались было у куста, но Вьюн и Носишка громко запищали, зовя их к себе. Тогда осиротевшие родители встали и пошли прочь.
— А теперь давайте поговорим, — донесся со скалы негромкий голос Альфы. — Обе стаи — ко мне!
Счастливчик почувствовал нечто, похожее на облегчение. Ничто, даже самая лютая смерть, не могли быть хуже его терзаний.
Некоторые собаки с готовностью бросились к скале, горя желанием выслушать решение своего вожака, другие — среди которых были Белла и Счастливчик, — побрели на поляну, повесив головы и хвосты.
Вожак ждал, когда все соберутся, разглядывая собак холодными немигающими глазами. Лапочка, стоявшая рядом с ним, выглядела почти такой же неумолимой и яростной, как альфа. Счастливчик всего раз взглянул на нее и больше не смел поднимать глаз.
— Ты, — прорычал Альфа, останавливая свой страшный взгляд на Белле. — Поводочная дура!
Вопреки всему, Счастливчик не мог не восхищаться твердостью и храбростью сестры. Та вышла вперед с гордо поднятой головой и смело встретила взгляд Альфы.
— Ты привела лис в мой лагерь, — негромко и раскатисто продолжал полуволк. — Ты принесла смерть в мою стаю. Если хочешь что-то сказать перед смертью, то я тебя слушаю.
Собаки испуганно зашевелились, собачки-на-поводочке заскулили и затявкали. Солнышко тоненько заныла, а широкий лоб Бруно собрался складками — было видно, что сильный пес не готов мириться с вынесенным приговором.
— Ты отказался поделиться с нами водой и едой, — бесстрашно выпалила Белла. — Ты не оставил нам выбора. Если бы ты с самого начала прислушался к доводам разума, ничего этого не случилось бы. А еще ты первый убил одного из наших!
Альфа зарычал.
— И ты решила отомстить за причиненные тебе обиды? — с невыразимым презрением бросил он. — И как, теперь ты довольна? — Свет, вспыхнувший в глубине волчьих глаз, был страшен, как лесной пожар. — Вы — поводочные — вторглись на мою территорию. По Собачьему закону у вас нет и не было никаких прав. Никаких. И вы лишь доказали это, решившись на низкую подлость. Вместо того, чтобы отстоять свои притязания в честном поединке, вы объединились с презренными… тварями.
Белла не выдержала и опустила глаза.
— Лисы меня обманули, — тихо пробормотала она. — Я совершила ошибку, когда привела их в ваш лагерь и раскаиваюсь в том, что сделала.
— Очень скоро ты раскаешься еще сильнее, — губы Альфы расползлись в зловещей усмешке. — Потому что я убью тебя.
— Ой, нет! — тявкнула Солнышко.
Альфа обернулся к ней — и крохотная белая собачка распласталась по земле, сокрушенная его ужасным взглядом.
— Ой, пожалуйста, не надо! — жалобно проскулила она. — Пожалуйста! Белла хорошая собака… Такая… очень хорошая… Ой.
