Ассад протянул ему распечатку для подробного ознакомления. Это был необыкновенно четкий снимок. Одетый в черное офицер стоял в полный рост спиной к объективу. Он замахивался короткой толстой дубиной. Фотограф заснял его за секунду до того, как дубина опустится на шею стоявшей перед ним несчастной жертвы со связанными руками. На земле справа от преступника лежали три тела с размозженными головами. А слева от жертвы стояли еще двое оторопевших мужчин в ожидании своего смертного часа.
– Уф, ну и мерзость, – прошептал Мёрк, затем пару раз сглотнул и отпихнул от себя фотографию. Когда-то думали, что такое зло точно никогда не повторится, но во многих уголках современного мира и сейчас творилось нечто подобное. Каким образом получается так, что люди снова и снова дают право на существование этой скверне?
– И что ты думаешь насчет всего этого, Ассад?
– Что Стефани Гундерсен и Ригмор Циммерманн убиты абсолютно таким же образом. Что тут еще можно сказать? Случайность? Не думаю. – Ассад указал вперед. – Карл, зеленый.
Мёрк поднял глаза. Провинциальный датский городок вдруг показался ему краем света.
– Но ведь Стефани Гундерсен была убита в две тысячи четвертом году. На тот момент Фрицлю Циммерманну стукнуло восемьдесят шесть, немощный старик был прикован к инвалидной коляске, так что он никак не мог выступить в роли убийцы, – озвучил свои мысли вице-комиссар. – Не говоря уж о том, что он не мог прикончить собственную супругу, ибо она отдала Богу душу спустя десять лет после его смерти.
– Я говорю лишь о том, что тут явно прослеживается связь, вот и всё. Возможно, Маркус и прав.
Карл кивнул. Ассад установил невероятно ценную взаимосвязь за весьма сжатый срок. Причем, что немаловажно, изложил свои изыскания на абсолютно правильном датском языке. Удивительно, насколько красноречивым он вдруг стал.
Мёрк взглянул на Ассада, который устремил на показавшиеся вдали постройки задумчивый взгляд, полный жизненной мудрости.
«Эх, Ассад, Ассад, да что ж ты за птица такая, черт возьми?» – подумал он и свернул направо.
* * *
Номер, с которого был совершен анонимный звонок в отдел «Q», был приписан к дому в одном из наиболее скромных районов Копенгагена неподалеку от сталепрокатного завода. Беглого осмотра строения и окрестностей вполне хватило, чтобы вызвать у Карла определенное предубеждение. Ассад же отреагировал на увиденное следующим образом:
– Как ты думаешь, может, хозяин собирает металлолом?
Мёрк кивнул. К чему тут все эти вышедшие из строя газонокосилки, велосипеды, ржавые кузова автомобилей и других средств передвижения, которые возбуждают в определенном типе людей нежность и страсть к коллекционированию?
Человек, открывший дверь, как нельзя лучше вписывался в унылое нагромождение всякого хлама. Едва ли во всем свете можно было найти спортивный костюм, который больше нуждался в срочной стирке. Вряд ли на просторах вселенной отыскался бы человек с более грязными и неряшливыми лохмами. Сразу чувствовалось, что лучше держаться от этого типа подальше.
– Кто вы такие? – обратился к ним владелец металлического богатства, обдав их дыханием, которое способно было истребить все живое вокруг. Карл отступил на шаг назад, предоставив мужчине возможность захлопнуть дверь прямо у них перед носом.
– Я тот, кому вы звонили… – он посмотрел на наручные часы, – ровно пятьдесят две минуты назад.
– Я звонил? Ума не приложу, о чем речь.
– Вы – Бенни Андерссон; Ассад как раз сканирует ваш голос специальной программой распознавания речи. Ассад, покажи-ка господину устройство.
Он пнул сирийца в бок локтем, после чего тот довольно искусно скрыл свое недоумение и выудил из кармана смартфон.
– Погодите, сейчас оно закончит запись, – сказал Ассад, в то время как вонючее существо глядело на телефон с явным недоверием. – Во, готово. Голос именно этого человека мы записали в Управлении полиции, – выдал он, уставившись на пустой дисплей мобильника. – Так что, Бенни, мы вас раскусили, – подытожил курчавый помощник, не отрывая взгляда от телефона. Затем ткнул на пару кнопок, сделав вид, что выходит из программы, и засунул устройство обратно в карман.
– Итак, Бенни, – Карл говорил командирским голосом, к которому редко прибегал, – мы установили, что именно вы около часа назад анонимно позвонили следователю Главного управления полиции, а потому и приехали сюда с целью выяснить, кроется ли что-то криминальное за вашим обращением к полицейским. Разрешите ли вы нам войти для беседы? Или предпочтете проехаться с нами в копенгагенское Управление полиции?
Опешивший хозяин не имел никакой возможности помешать гостям пройти в дом, ибо Ассад всем своим весом навалился на входную дверь.
* * *
Переступив порог и сразу ощутив нестерпимый затхлый запах, Карл пару раз глотнул воздух ртом, но как только привык к зловонию, немедленно приступил к жесткому давлению на Бенни Андерссона. В течение пары минут он огласил весь список потенциальных обвинений, перечислив злой умысел, утаивание информации, сомнительные намеки и поклеп. Причем все это грозило запросто обернуться для Бенни большими проблемами. Затем Карл чуть сбавил обороты.
– Вы утверждаете, что вам нравилась Роза? Но какое это имеет отношение к гибели ее отца, не могли бы вы рассказать поподробнее?
Мужчина протянул чумазые пальцы к переполненной пепельнице, вытащил из нее остаток сигары и прикурил.
– Позволю себе поинтересоваться: господин вице-комиссар криминальной полиции когда-нибудь работал на сталепрокатном заводе?
– Нет. Разумеется, нет.
– Значит, нет. Выходит, вам никогда не понять, что такое сталепрокатный завод. Какие яркие контрасты ежедневно довлеют над нами в нашем нелегком труде: огромные всепоглощающие цеха, где крошечные уязвимые человечки пытаются управлять колоссальными машинами; борьба с жаром, который порой становится настолько нестерпимым, что ты ощущаешь себя головешкой, и тогда приходится выходить наружу и подставлять бока ветру, дующему с фьорда; сознание крайней опасности твоей работы, сознание того, что за считаные секунды ты можешь полностью исчезнуть с лица земли; ощущение прикосновения нежной щеки твоего ребенка к твоим загрубевшим пальцам. Если ты сам не испытал этого, невозможно понять, насколько жестоки бывают эти контрасты. И конечно, многие из нас сами становятся жесткими, как сталь, с которой мы работаем, в то время как другие, напротив, размягчаются, как масло.
Карл попытался переварить этот удивительно четко сформулированный пассаж. Быть может, данный человек изучал в юности риторику?
– Думаю, вам не стоит недооценивать другие профессии, господин Андерссон. Работа полицейского также зачастую жестока, так что я, конечно, понимаю вас.
– Ну да, или работа солдата. Как и спасателя или пожарного, – вставил свое слово Ассад.
– Возможно. И все-таки это не одно и то же, потому что людей перечисленных вами профессий заранее готовят к некоей брутальности, в то время как не все сотрудники таких предприятий, как наше, оказываются готовы к этому. По крайней мере, думаю, что Роза была не готова. Ее присутствие в коллективе радовало окружающих. И вновь контраст, верно? Ибо, когда такая молодая и хрупкая девушка попадает в столь суровые условия, где со всех сторон накатывает неумолимость – сталь, прокат, жар – и где люди все сплошь зачерствевшие и выносливые, контраст временами становится чересчур резким. Роза была слишком молодой и неприспособленной к такому месту. Только это я и хотел сказать.
