Грустно мне, кукусики мои. Хочется напиться кофе до полного забвения. Или лучше выпить водки? Буду думать над этим.
Берегите себя!
С вами был я, ваш светоч.
До новых встреч!».
Глава четвертая
Печальный привет из прошлого
— Звонила секретарь главного врача! — доложила доктор Семенова. — Велено срочно проверить все окна, хорошо ли они закрыты и принять меры к тому, чтобы никто из пациентов близко к окнам не подходил!
Ради такой чуши можно было бы и не прерывать осмотр нового пациента, но у Семеновой свое мнение о приоритетах. Данилов посмотрел на часы, висевшие над сестринским постом. Половина одиннадцатого утра, однако. Рановато для подобных выходок… Или главный прямо с утра начинает проводить внутреннюю дезинфекцию своего организма крепкими напитками?
— Заодно проверьте розетки, — сказал он Семеновой. — Не торчат ли оттуда оголенные провода или чьи-то обугленные пальцы?
— Будет сделано! — по-солдатски ответила Семенова и повернулась, чтобы идти выполнять распоряжение заведующего.
— Марина Георгиевна! — остановил ее Данилов. — Я пошутил! Возвращайтесь к своим делам. С окнами у нас все в порядке.
— Вы уверены, Владимир Александрович?
— Уверен. Я, к вашему сведению, во время обходов не только на пациентов смотрю, но и по сторонам.
Семенова кивнула и ушла к телефону, чтобы продолжить обзвон «должников».
— А ведь это неспроста, — тихо сказал доктор Дерун, осматривавший новичка вместе с Даниловым. — Я, конечно, искренне желаю ошибиться, но сдается мне, что у нас кто-то выпал из окна. Скорее всего — санитарка, во время мытья.
— Да у нас же все окна внутрь открываются, — напомнил Данилов. — Это для мытья рам старого образца приходилось из окна высовываться, но таких рам давно уже не осталось. По крайней мере, в московских медучреждениях.
— Значит — суицид.
— Зачем сразу так мрачно, Олег Сергеевич? Может, какой-то придурок удрал из отделения через окно…
Прав оказался Дерун. Медсестра-раздевальщица, дежурившая у выходного шлюза, рассказала Данилову, что из окна пятого этажа соседнего корпуса, выпала пациентка шестого отделения. Обстоятельства неясны, потому что в момент падения она была в палате одна, но скорее всего — причиной стало расстройство психики.
— Стало быть, коронавирус и головной мозг поражает, — вздохнула медсестра, — вот уж пакость, так пакость.
У Данилова были определенные подозрения на этот счет, но в реанимационном отделении трудно понять, что именно привело к психическим нарушениям — интоксикация, недостаток кислорода или же непосредственное действие вируса на нервные клетки и сосуды, питающие головной мозг.
По поводу происшествия главный врач назначил внеочередную онлайновую «административку» — совещание больничных начальников.
— Все и так все знают, — сказал Валерий Николаевич, — так что обойдемся без предисловий — сразу к делу. Полине Дмитриевне я уже сказал все, что думаю по этому поводу, но повторю для всех. Да — мы не можем посадить дежурную медсестру в каждую палату, у нас и без того медсестер не хватает. Но мы можем внимательнее присматриваться к нашим пациентам и можем воспрепятствовать несанкционированному открытию окон…
— Да нормальная она была, нормальная! — перебила главного заведующая шестым отделением Лахвич. — Полностью в своем уме! Я сама с ней за полчаса до этого разговаривала во время обхода и ничего странного не заметила. А уж внимание я ей уделяла, коллега как-никак. Она не в помрачении сознания из окна выбросилась, а намеренно-осознанно…
Лахвич через слово всхлипывала, но глаза у нее при этом были сухими, видимо эмоции продолжали бушевать, а слез уже не осталось.
— Те, кто намеренно-осознанно с собой кончают, Полина Дмитриевна, обычно оставляют предсмертные записки, — строго сказал главный врач. — «В моей смерти прошу никого не винить…» и так далее. У вас такой записки нет, насколько мне известно.
— Может ее ветром сдуло с подоконника! — затряслась Лахвич. — Или она забыла ее написать, ну мало ли что… Но я вам жизнью своих детей клянусь, что она была нормальная, в своем уме!
— Господа! — вмешался заместитель главного врача по анестезиологии и реаниматологии Бутко. — Что мы так неуважительно — «она» да «она»? У покойницы имя есть…
В этот момент в кабинет ворвалась Гайнулина.
— Владимир Александрович! — взмолилась она, падая на стул. — Подействуйте, пожалуйста, на Семенову! Мне сейчас «томографическая» сестра Вера пожаловалась, что Семенова ее «тупой п…ой» обозвала. Так же нельзя! Она против нас всю больницу настроит, и никто никогда ни в чем нам навстречу не пойдет! Я понимаю, что она пробивная, как танк и никого не боится, но вы лучше поручите общение со службами кому-нибудь другому. Лаской же больше добьешься, чем угрозами и оскорблениями, это общеизвестно. Завтра вы захотите кому-то срочно томографию сделать, а вам откажут, потому что у них очередь и всем надо срочно! Я с этой кутляк попробовала поговорить по-хорошему, так она меня к вам отправила. Мне, говорит, Владимир Александрович важное дело поручил, и я его делаю как могу.
— Хорошо, Альбина Раисовна, — мягко сказал Данилов, — я с ней сегодня же поговорю. Как следует. Дело делом, а оскорблять людей нельзя. Если у вас все, то прошу прощения — у меня административка. Кстати, а что означает «кутляк»?
— Ой, я этого не говорила, а вы не слышали! — ответила Гайнулина и быстро вышла из кабинета.
Данилов вернулся к совещанию в том момент, когда главный врач давал ценные указания.
— …сделать так, чтобы окна нельзя было открыть самовольно. Я не знаю, как вы это обеспечите, и знать не хочу, но окна должны открываться только в присутствии медперсонала! Вентиляция у нас работает хорошо, так что в постоянно открытых окнах нет никакой необходимости. А проветривание можно производить одновременно с уборкой помещений.
— Ручки с окон можно открутить, — вставила главная медсестра Цыпышева. — Пришла, вставила ручку, открыла окно, проветрила, закрыла, ручку унесла с собой.
— Анна Геннадьевна дело говорит, — одобрил главный. — Пусть старшие сестры организуют снятие и хранение ручек.
«Что они там курят, в административном корпусе? — тоскливо подумал Данилов. — Как они себе вообще все это представляют на деле. И что ж теперь, человеку в палате нельзя самостоятельно окно приоткрыть? А если, к примеру, сосед воздух испортил? Медсестру звать для проветривания, которая и без того с ног валится? О, мать моя женщина! И вообще, если человек всерьез решил покончить с собой, то снятая оконная ручка его не остановит. Можно повеситься в туалете или вены вскрыть. Нет, мы этой фигней заниматься не станем. Надо Альбине сказать, чтобы ручки не трогала. У нас — реанимация, пациенты свободно не шастают и вообще всегда на виду».
