Пэллор как можно ближе подлетел к Аэле, стараясь, чтобы их крылья не соприкасались, и завис над ней. Аэла, сотрясавшаяся в конвульсиях, похоже, ничего не заметила, а Энни была не в том состоянии, чтобы что-то замечать.
Я перекинул левую ногу через правый бок Пэллора и застыл, готовясь соскользнуть с него.
В голове мелькнула мысль: «Это же безумие, Аэла сбросит меня, сбросит меня на высоте пяти километров от земли…»
Но совершенно неожиданно для себя я ощутил странную уверенность. Это чувство было новым и в то же время древним, как мир. Это было нечто, что я всегда знал, но вспомнил только сейчас: отголосок ощущения собственного могущества, заполнившего меня изнутри вместе с залпом боевого огня Пэллора. В памяти вновь всплыла строка из «Аврелианского цикла», переполняя меня ощущением восторга и силы.
«И содрогнулся мир, увидев, как рождаются они из пламени».
Я собрался с духом.
– Если она сбросит меня, – сказал я Пэллору, – поймай меня.
Впервые в жизни я заговорил с ним на драконьем языке.
А затем соскользнул со спины одного дракона на спину другого.
Аэла взвизгнула, ощутив тяжесть моего тела, и резко дернулась вперед, но я крепко обхватил ее ногами, устроившись за спиной у Энни, и вцепился в луку седла. Я обнял Энни одной рукой, вспомнив, что последний раз делал это, когда она была еще ребенком. Та малышка превратилась в женщину, но сейчас ее тело казалось таким крохотным и хрупким, а доспехи дымились, источая жар. Прижимая к себе Энни, я наклонился и провел рукой по шее Аэлы, пытаясь успокоить ее. Я чувствовал, что нехорошо вот так прикасаться к чужому дракону, и знал, что Аэла разделяла мои чувства.
– Тише, тише, я хочу помочь ей, ты же знаешь нас, Аэла…
Пэллор кружил под нами, и я ощущал его страх за нас, переплетавшийся с восторгом, переполнявшим его после возгорания пламени, и ощущением странной близости, возникшей между ним и Аэлой. И Аэла, похоже, тоже ощущала эту близость, и его присутствие успокаивало ее.
Аэла жалобно заскулила, но, к моему удивлению, перестала взбрыкивать.
Дрожащей рукой я принялся открывать клапаны на огнеупорном костюме Энни. Она по-прежнему не шевелилась, обмякнув в моих объятиях, но я почувствовал, как жар, исходивший от нее, начинает спадать, когда охлаждающая жидкость хлынула на ее кожу. Другой рукой я поглаживал шею Аэлы, вздрагивавшую от боли.
– Все скоро закончится, Аэла, потерпи…
Я подумал о Пэллоре, о его настойчивом стремлении соединиться со мной в этот момент, чтобы обрести освобождение.
Ей была необходима Энни, но Энни ничем не могла ей сейчас помочь.
– Энни, ты должна очнуться…
Но это означало испытать страшную боль. Я открывал клапаны у нее на бедрах, на икрах, на лодыжках. До меня донесся запах обгоревшей кожи и волос. Я с ужасом увидел, что ее коса исчезла, превратившись в пучок обуглившихся прядей, торчавших из-под ее шлема.
И все это сделал я. С Энни, с моей Энни…
И, совершая это, я наслаждался переполнявшей меня эйфорией…
– Прости меня. Мне так жаль…
Я задыхался от слез, мир вокруг расплывался.
И Энни вдруг слабо шевельнулась в моих объятиях и застонала. Аэла почувствовала, что ее наездница пришла в себя, и закричала. В ее крике было нечто настолько личное, что у меня волосы встали дыбом на затылке: я сейчас был здесь совершенно лишним.
– Аэла, – с любовью произнесла Энни, превозмогая боль.
И этого оказалось достаточно. Аэла вздрогнула в последний раз, а в небо вырвался залп пламени.
* * *
Когда мы спустились ниже, до меня донесся оглушительный рев с трибун арены. Я даже не понял сразу, что происходит. А затем вспомнил: Каллиполис обрел боевое пламя.
И Первого Наездника.
Необходимо заново провести турнир, сказал я себе. Я отчаянно ухватился за эту мысль, понимая, что моя победа казалась мне не совсем честной. Они должны дать нам возможность переиграть.
Я по-прежнему сидел верхом на Аэле, и хотя даже не попытался взять поводья, Пэллор принял решение за меня и полетел перед нами, а она безропотно последовала за ним. Энни вновь потеряла сознание и обмякла в моих руках.
Шквал аплодисментов не стихал, когда мы опустились в Орлиное Гнезло. И только теперь все поняли, что произошло что-то страшное. Я выпрыгнул из седла чужого дракона, срезал ремни с ног Энни и снял ее со спины Аэлы. К нам спешили врачи, я взял Энни на руки и, подойдя к ним, осторожно положил ее на носилки. Мы сняли с нее шлем, и я увидел, что ее глаза закрыты, а остатки волос покрывала охлаждающая жидкость.
– Ли, все в порядке, с ней все будет в порядке…
По поведению окружающих я понял, что потерял остатки самообладания.
– Ли, – тихо сказал мне Горан, – ты должен идти в дворцовую ложу, они ждут…
– Прошу, позвольте мне остаться с ней…
– Ты сможешь вернуться к ней, когда все закончится. А сейчас Каллиполис ждет своего Первого Наездника.
– Нет, мы должны провести повторный турнир…
– Так не пойдет, Ли.
– Пожалуйста, прошу, только не так…
Толпа скандировала: «Ли сюр Пэллор, Первый Наездник». Титул, о котором я мечтал с детства.
При мысли о своей победе меня переполнила такая горечь, что я ощутил ее привкус. Да, моя мечта осуществилась спустя годы, но в совершенно другом мире и вопреки всем трудностям на моем пути. Но сейчас меня это совсем не радовало.
Горан стиснул мое плечо, и его тон сделался жестким.
– Во имя Каллиполиса, возьми себя в руки.
Я вытер слезы и направился в дворцовую ложу.
* * *
После церемонии, прежде чем отправиться в лазарет, я зашел в Лицей и подсунул записку под дверь кабинета Тиндейла. Я давно обдумал, что скажу Джулии, но теперь от моих слов исходила яростная уверенность в собственной силе, которую я испытал в небе вместе с Пэллором.
Мне сказали, ты ждешь моего ответа. Вот он. Когда ты получишь это письмо, ты уже будешь знать, что наш флот обрел боевое пламя, и вот ответ Защитника: Каллиполис не покорится.
Как-то ты сказала мне, что надеешься, что однажды я узнаю, каково это, когда целый мир у твоих ног. Сегодня я это узнал.
Ты сделала свой выбор. Я тебе не судья.
Вы можете обрушить на нас свою ярость, и я отвечу вам тем же.
Энни
Дни и ночи пролетали для меня в полузабытьи в больничной палате, но я постоянно ощущала присутствие рядом кого-то до боли знакомого. Время текло в пелене боли, сквозь которую я ощущала, как меняют повязки на моем обожженном теле, но однажды я очнулась от тихой фразы на драконьем языке, внезапно вспыхнувшей в моем сонном сознании:
