– Как не родные?
– Врачи наши очень заинтересовались, откуда у малышки такая аномалия получилась. Взяли кровь на анализ у ее дяди, и оказалось, что девочка ему не родная.
– Но Тамару воспитывал не дядя, вы ошиблись. Ее воспитывал единокровный брат. Матери у них были разные, а отец один.
– Враки! Вообще никакого отношения девочка к этому дяде-брату не имеет, хотя по всем документам она и впрямь была его ближайшей родственницей. Только бумаги их и подделать можно, а кровь не лжет. Не было генетического сходства между ними, никакого, даже самого далекого!
– И врач сказал об этом родственникам девочки?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Об этом лучше у нашей Анны Ивановны спросить. Она должна помнить. Повезло вам, она сегодня как раз дежурит. Если у вас про Тамару разговор, то идите к ней смело. А я уж что помнила, все вам рассказала.
Но стоило друзьям развернуться, как бабка стукнула шваброй по полу. Получилось так громко, что ребята подпрыгнули.
– Стойте! Что же это я вам вру! Самое главное и не рассказала! Девочку же у нас тут украсть пытались!
– Кто?
– Женщина одна. Мы как раз в ту пору приняли на работу санитарку. Ох, и странная была баба. Тощая, вся из себя страшная, а уж глаза какие жуткие, чернющие, словно угли в старом костре. И такие же погасшие. Один раз только видела, как у нее глаза огнем полыхнули, лучше бы и не видела. Она на пульмонологии работала, а к нам зачем в тот день явилась, я уж и не знаю. Только мне она почему-то подозрительной показалась. Я даже подумала, как бы она чего не сперла. Ну там из моющего или спирт. Потому что внешность у нее такая подходящая была, неухоженная баба, вещи то ли грязные, то ли просто заношенные сильно.
– Как же такую в больницу работать взяли?
– Так ведь, милая, на тогдашнюю нашу зарплату нормальная женщина бы нипочем не пошла. Это же слезы, а не заработки были. Либо пьянь попадалась, либо вообще не пойми кто. Эта еще ничего была по сравнению с теми, кто попадался. Уж не знаю, почему, а только пошла я за ней потихоньку. И увидела, как она к Тамаре кинулась. На руки ее схватила, обнимает, целовать даже ребенка пыталась. Конечно, я у нее девочку отняла. Вот тогда-то она на меня так и посмотрела, что до сих пор мороз по коже, как вспомню. Такой у нее взгляд был, что, казалось, насквозь прожечь могла.
– И что?
– Ну, я не одна была, рядом другие медсестры, врачи, народу много. Драться она со мной не стала, отдала ребенка и молча ушла. А только ночью снова вернулась. И украла! Хорошо, что Анна Ивановна в ту ночь на отделении была, заглянула ночью в комнату к Тамаре, а девочки и нет. Ну, Анна Ивановна скорей к телефону. На выход охранникам позвонила, там эту мерзавку и перехватили. Спрятала девочку в тряпках, личико ей бинтом завязала, чтобы та не кричала, и хотела унести ребенка из больницы.
– А зачем она хотела украсть девочку?
– Понравилась, наверное. Или уж не знаю, что у этой ненормальной в голове делалось. Вроде бы потом выяснили, что у нее был ребенок, да то ли пропал, то ли погиб. Вот она и пыталась Тамару украсть. Конечно, полиция сразу приехала, только баба эта и рта не открыла. Ни на следствии, ни на суде, ни словечка не промолвила.
– Откуда же про ее пропавшего ребенка узнали?
– Врач ее осматривал, вроде бы так перед судом полагается. Он и сказал, что женщина рожала. И было это как раз года два назад. То есть ребенок этой женщины по возрасту мог быть таким же, как наша Тамара. Этот врач и выдвинул гипотезу, что ребенок был, да исчез. Украли, погиб… В общем, баба эта пыталась свое родное потерянное дитя кем-то заместить.
– Но почему именно Тамара? Других детей в отделении разве не было?
– Были. Но Тамара была среди них на тот момент единственной брюнеточкой. А баба эта тоже была темноволосой и черноглазой. То ли цыганка, то ли еще кто. Наверное, Тамара ей чем-то похожей на ее ребенка показалась. Только все это лишь наши с девками домыслы. Сама-то преступница так ничем свой поступок и не объяснила. Так и судили ее молчащую.
– И много ли дали?
– Не знаю. На суд не ходила, врать не буду. Да и делом этим больше не интересовалась. Своих проблем выше крыши, чтобы еще чужими заниматься. Рада только была, что преступление благодаря нашей Анне Ивановне удалось предотвратить. Да и Тамару ее опекуны после этой истории сразу же забрали. Так-то лежать бы еще девочке неделю, а то и больше, но они ее домой забрали, только на осмотр потом привозили. А тут в больнице больше уж не оставляли. Наверное, боялись, что похищение может повториться.
– А у самих родственников никаких соображений по этому поводу не было? Может, с девочкой и раньше подобные случаи происходили?
– Вот уж об этом вам точно у Анны Ивановны лучше спросить. Это она с опекуншей девочки разговаривала. Что уж они там выяснили, мне неизвестно. К ней и идите, ребятки. А мне пол мыть надо, заболталась я тут с вами.
Ребята повернулись, чтобы уйти, но Вася не удержался, спросил:
– Как это столько лет прошло, а вы до сих пор эту историю помните?
– Так и помню. Запала в душу, сама не знаю почему. Да еще мы с Анной Ивановной историю эту между собой недавно перетирали. Даже странно, столько лет она ни словечком о той девочке не обмолвилась, а тут вдруг заговорила. А теперь еще вы пожаловали с теми же расспросами. И с чего бы это?
Анной Ивановной теперь величали ту самую молоденькую медсестричку, которая когда-то проявила участие к судьбе маленькой Тамары. И была она уже не медсестрой, а доктором. Но разговор с ней получился скомканный. Дел у Анны Ивановны было много, так что про Тамару она смогла вспомнить только то, что за девочкой был хороший уход, денег на нее не жалели, а вот внимания уделяли мало.
– Девочку растила няня. Она же и в больнице с ней лежала. А опекунам было не до ребенка.
– А как звали няню? Вы помните?
Но Анна Ивановна лишь рассмеялась в ответ.
– Шутите? Сколько лет прошло. Я и Тамару вспомнила лишь потому, что случай очень уж нетипичный, да еще ее отец недавно мне звонил.
– Отец? Вы уверены, что это был отец?
– Так он мне представился. Сказал, что зовут его Ираклий. И что он хочет просить всех врачей, которые лечили Тамару, чтобы девочке не показывали ее медицинскую карту. Ну, я его уверила, что волноваться причин нету. Если карта и хранилась в нашем архиве, то она давно уничтожена. Тогда он просил меня, чтобы я и Тамаре ничего про ее истинную патологию не говорила, а сказала бы про заячью губу. Мол, у девочки на этой почве комплекс может развиться. Разумеется, я ему пообещала, потому что он очень настырно этого требовал. Хотя сама до сих пор не понимаю, чем заячья губа лучше шестипалости. Я даже хотела использовать историю Тамары для своей кандидатской. Генная паталогия, передающаяся в семье из поколения в поколение. К сожалению, опекуны, которые воспитывали девочку, биологически не были ее родней. У них в структуре клеток не нашлось ни малейшего отклонения от нормы. Так что мне не удалось провести сравнительный анализ других членов семьи.
