Еще я мог предложить фактический вечный двигатель, на который в реальной жизни никто не обратил внимания, но его чертеж и идею опубликовали в журнале «Студенческий меридиан». И вот уже начали поступать письма. И оказалось, что идея теплового насоса, как его называли, не моя и не нова. (И хрен с тем, чья она; лишь бы он был осуществлен.) И ссылались на патенты и профессора, который этим занимается.
Еще остались следы индейской цивилизации: кукуруза, картошка и помидоры (фактически все огородные плоды), и, значит, вставал вопрос о способе приготовления земли, которую теперь пахали чуть ли не танками, потому что основными злаками были пшеница и рожь, а огородные культуры индейцами возделывались при помощи заостренной палки. И я уже придумал барабан с длинными шипами, который надо было катить по полю. И полые шипы, заменяя палку, втыкали бы в нетронутую землю зерна огородных культур. Это было кое-что. А остальное должны были сделать другие.
И тут пришла Тоня, окрыленная своим успехом в эстрадной музыке.
– Слушай, – говорит она, – приятель моего мужа, ученый человек, сказал мне, что все персонажи в твоих книжках – выдуманные и что это ты сам и есть. Это правда?
– В гоголевском смысле – правда, – возразил я.
– Как это – в гоголевском смысле?
– Когда его спросили, кто такие его персонажи, он сказал, что не только Ноздрев, но и Коробочка – это он сам.
– Смеешься? – спросила она.
– Ага, – ответил я. – А что? Смех – это правда, высказанная не вовремя.
– Не задуривай меня, – сказала она. – Получается, что литература – это брехня…
– Наоборот, – возразил я. – Литература – это правда, высказанная под видом брехни.
– Зачем так? Так сложно? – спросила она.
– А как? Как по-другому с жульем разговаривать? Которое заперлось в магазине на воровство?
– Ваще-то так… – сказала она. – Я вот читала твой роман про Сапожникова. Убедительно.
– Вот это – главное, – сказал я.
– Там сказано, что рак можно лечить резонансом…
– Чего-чего? – спросил я.
– Или я неправильно говорю?
– Правильно, – сказал я. – Откуда ты знаешь слова?
– Сегодня все знают все слова.
– Тоже правильно. А на хрена тебе читать книжки?
– Для самообразования, – сказала она. – Я подковываюсь.
– Тоня, – я говорю, – а ты способна позволить, чтоб тебя обворовали?
– Если соображу – то не способна.
– А если оттого, что тебя обворуют, будет спасена куча людей? И дети?
Она посмотрела на моего сына, подумала и сказала:
– Ваще-то, это дело другое…
– Вот и я так думаю, – говорю. – Вообще-то это не страшно, – говорю. – Даже Америку и ту украли.
– Как это?
– Ее открыл Колумб, а назвали Америкой по имени Америго Веспуччи.
– Я не знала, – сказала Тоня.
– Ну мало ли… – сказал я.
– А куда ты клонишь?
– Сейчас скажу… – И я приосанился. Так я лучше выглядел. Прическа, правда, была не то «нас бомбили – я спаслася», не то «без слез не взглянешь». Но так утверждала моя жена, а я ей не верил в этом вопросе.
– Тоня, – я говорю, – знаешь, почему теперь нет такой болезни, как оспа?
– Знаю, – отвечает, – так ведь прививки…
– Ну правильно, а кто их изобрел?
– А мне почем знать?
А я говорю:
– Считается, что их изобрел английский врач Дженнер.
– Ну и что?
– А то, что он не изобрел, а взял наблюдение одной бабки, которая заметила, что коровы, которые переболели оспой и остались живы, заражают других коров, и те после этого не болеют вовсе.
– У какой бабки? Как фамилия?
– Фамилии история не сохранила.
– Ну и что? – сказала Тоня.
– История не сохранила, а люди перестали болеть. Так что люди перестали болеть не от профессора Дженнера, а от безымянной бабки. Как ты считаешь, кто кого облапошил?
– Понятно, – сказала Тоня. – Не пойму, куды ты клонишь.
– Вот куда, – говорю. – Когда я додумался, что рак, раковые клетки можно бить резонансом…
– Так ведь не ты додумался, а Сапожников?..
– А не все одно?.. Я разговаривал с онкологом. Когда я растолковал ему, что к чему, я увидал, что он понял. «Ну что, будете этим заниматься?» – спросил я. А он мне знаешь, что ответил?
– Нет…
– «Все правильно… Но наука пошла другим путем». Я ему говорю: «Какой путь… какой путь? А вы что, сами-то, застрахованы? А мать ваша застрахована? От рака?» Он ничего не ответил и перевел разговор.
– Вот сука, – сказала Тоня.
– Но рак более или менее далекая перспектива, но вот сейчас появилась болезнь – СПИД, и в Нью-Йорке уже эпидемия, и к нам просочилась… А способ-то тот же самый. Бить резонансом не раковую клетку, а вирус СПИДа. Раз он вирус, значит он живой; значит, и у него есть спектр излучения. И если подобрать к нему резонанс, то можно резонансом вирус бить, остальные клетки просто не трогать… Тоня, ты хотела бы спасти мир?
– От эпидемии?
– Не только от эпидемии. Достоевский утверждал, что мир спасет красота.
– А что? – сказала Тоня. – Шикарно было бы.
– Я почему-то верю, что теперь у тебя все получится. А если твою фамилию никто не узнает?
– А на хрена мне?
– Тогда подкинь эту идею своему профессору. Если он поверит, поверят и другие.
– Почему?
– Потому что он открытие припишет себе. Вот поверят ли только… Сомневаюсь…
– А ты не сомневайся! – сказала Тоня. – Сделаю разрез повыше – поверят.
– Тоня, тебе цены нет, – сказал я.
– А я знаю, – сказала она.
Все сходилось. За исключением нескольких деталей все сходилось. Но окончательно все сошлось однажды на улице. Я встретил Апостола из киногруппы, который, как и я, любил песню о Прасковье.
Была весна. Снег в городе почти стаял. Зима кончалась, и на балконах и карнизах хлопотали необразованные воробьи, такие пушистые маленькие динозавры, которых тоже пытались истребить (хотя и не у нас) на основании научных методов своего времени; но вот они живы и подтверждают одно наблюдение, сделанное юмористом на вечере смеха. И это наблюдение настолько важное, что его стоит привести здесь. К сожалению, не помню фамилии автора. Он сказал, что «редких животных записывают в Красную книгу, а часто встречающихся животных – в Книгу о вкусной и здоровой пище».
Я увидел, что киноапостол идет хмурый. Я поинтересовался – в чем дело? Он сказал, что Тоня меня несет.