– А когда они сталкиваются, они друг о друга стачиваются. Как галька морская.
– Во-первых, кто тебе это сказал? А во-вторых, как же ты из круглых частиц сложишь граненые? Кристалл, к примеру?
– Приблизительно.
– Кристалл? Приблизительно?.. Сапожников!
В общем, для Сапожникова противоречие между математикой и физикой было такое же, как в свое время между физикой и законом Божьим. Можно, конечно, вычислить, сколько ангелов поместится на острие иглы, но для этого надо доказать, что ангелы существуют. А пока это предположение не доказано, то и вычислять нечего. Мозг у Сапожникова был грубо материалистический, и ничто научно-возвышенное в нем не помещалось, а вернее, не удерживалось.
Сапожникову как объяснили, что весь мир состоит из материи, так он сразу и понял, что материя должна как-нибудь выглядеть. А всякие там кванты света, которые одновременно и частица и волна, его начисто не устраивали, и он полагал, что, значит, как теперь говорят, модель еще не придумана, и уж он-то, если понадобится, конечно, придумает наверняка. До сих пор у него нужды не возникало.
– Твердое тело, жидкое тело, газообразное тело, – зудело у него в ушах услышанное в школе.
– А дальше что?
– А дальше пустота, – сказал учитель.
– А в пустоте что?
– Ничего.
– Значит, мир состоит не только из материи?
– А из чего же еще? – спросил учитель.
– И из пустоты, – сказал Сапожников.
– Пустота – это не вещество, это пространство, ничем не заполненное, – сказал учитель. – Потому в космосе так холодно, почти абсолютный нуль. Нет частиц, которые сталкивались бы.
– Значит, движению тел ничто там не мешает?
– Вот именно.
– А почему же тогда все планеты и звезды не собрались в одну кучу?
– А почему они должны собраться?
– Закон Ньютона… Должны были упасть друг на друга.
– Ну ты же не веришь в притяжение, – сказала завуч.
– Но вы же верите?
– Останешься после уроков.
– Хорошо, – сказал Сапожников.
Сапожников считал, что всякая материя должна как-нибудь выглядеть. А что никак не выглядит, то и не материя. А раз не материя, то этого и нет вовсе.
– А совесть, а мораль, а чувства?
– Что чувства?
– Они же никак не выглядят. Значит, нематериальны.
– Почему? Раз я что-то чувствую, значит, что-то происходит, значит, что-то влияет на что-то, значит, какие-то частицы сталкиваются или колеблются, самая материя и есть, – сказал Сапожников. – А если не колеблются и не сталкиваются, никаких чувств нет, одно вранье. Все рано или поздно объяснится.
– Какое грубое воображение у этого мальчика, – сказала завуч. – Даже странно в таком возрасте. Ничего святого…
– А что такое святое? – спросил Сапожников.
– Святое, милый друг, это когда люди что-нибудь считают высоким… идеальным… Может быть, тебе и это объяснять надо? – спросил учитель.
– Не надо.
– Ты, случайно, не марсианин? – спросила завуч. – Ах да, ты из Калязина… Такие понятия надо всасывать с молоком матери.
– Значит, понятия – это вещества? – спросил Сапожников.
И так во всем. Кстати, это был первый раз, когда Сапожникова спросили, не марсианин ли он. Потом его спрашивали не раз. Но он не признавался. Говорил – я и сам не знаю.
– Фокусник ты, – сказал учитель после педсовета, где обсуждалась судьба Сапожникова, – фокусник ты… Зачем делаешь вид, что не понимаешь, о чем речь? Ты всерьез думаешь, что математика не нужна? Да без нее в физике ни шагу.
– Наверно, – сказал Сапожников.
– А зачем завуча дразнишь? Зачем сказал, что можешь решить теорему Ферма?
– Могу. Частично, – сказал Сапожников.
– Ну вот, опять за свое… Триста лет академики решить не могут.
– Они сложно решают. А Ферма написал, что нашел простое решение. Я же читал. Правда могу. Не для всех чисел. Для некоторых.
– Да ты сдачу в магазине толком не можешь подсчитать! Что я, не знаю?
– Я округляю.
– А для каких чисел можешь решить? – спросил учитель.
– Для Пифагоровых.
– То есть?
– Ну, которые квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Для других не пробовал.
– Ну?
– Ну, например, три в квадрате плюс четыре в квадрате равно пять в квадрате. Так?
– Ну? – нетерпеливо спросил учитель.
– Ну вот, для таких чисел, из которых получается это равенство, могу доказать.
– Что именно?
– Что от этих чисел все другие степени – кубы, четвертые и так далее – никогда не дадут равенства.
– Ну-ка, давай на доске.
Перешли к доске.
– Давай по порядку, – сказал учитель. – Сначала саму теорему. Надо доказать, что а в степени n плюс b в степени n никогда не равняется с в степени n, при n больше двух… Пишу an + bn ≠ cn при n больше двух.
– Ага, – сказал Сапожников.
– Ну и как ты это доказываешь?
– Только для Пифагоровых, – сказал Сапожников. – Для других не пробовал.
– Да, да, не тяни.
– А вот так… 33 + 43 ≠ 53 – могу доказать, что не равняется.
– Господи, не тяни.
Сапожников вдруг остановился и выпучил глаза:
– Ведь триста лет ждали… А если сейчас все решится вдруг…
– Да что ты за человек?! – крикнул учитель.
– Каждая степень – это умножение, так? – сказал Сапожников.
– Так.
– А каждое умножение – это сложение, так?
– То есть?.. Ну, можно сказать и так. И что из этого вытекает?
– А то вытекает, что 33 + 43 ≠ 53 можно записать так: 32 + 32 + 32 + 42 + 42 + 42 + 42 ≠ 52 + 52 + 52 + 52 + 52, а теперь по обеим сторонам можно вычеркивать по Пифагорову равенству.
– Ну вычеркивай.
Сапожников стал вычеркивать поштучно. Начал с левой стороны, потом перешел на правую, и когда все тройки квадратные с левой стороны кончились, то осталась одна четверка квадратная, а с правой остались две пятерки квадратные: 42 ≠ 52 + 52.
– Лихо, – сказал учитель.
