– А я не знаю… Мы, наверно…
Одно слово – Нюра. Вот и весь сказ.
– Магазин закрывается, – сказал масляный мужчина в синем берете и желтом фартуке и посмотрел Нюре на шею.
Нюра мигнула.
Почему люди живут, Сапожников знал. Потому что их рожают. Почему люди помирают, Сапожников тоже знал – испекла бабушка колобок, а он возьми и укатись. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, серый волк, и подавно удеру. А потом приходит смерть, лисичка-сестричка, – ам, и нет колобка.
А вот зачем люди живут и помирают, для чего – Сапожников не знал.
Спросил он как-то много лет спустя у Дунаева, а тот ответил:
– Для удовольствия.
Но Сапожников не поверил. Уж больно прост показался ответ. А главное, не универсален. Для чьего удовольствия? Для своего? Так ведь начнешь на ноги наступать и локтями отмахиваться. Сапожникову тогда еще непонятно было, что можно для своего же именно удовольствия людям на ноги не наступать и локтями не отмахиваться.
Мать Сапожникова с сыном в Москву уехали. Они уехали в Москву из Калязина потому, что для этого не было никаких причин.
Постоял Сапожников у холодной кафельной печки, что мерцала в углу в пасмурный калязинский вечер, потом обернулся и видит – мама сидит на сундуке с недоеденным молью черкесом и на Сапожникова смотрит. Сапожников тогда сказал:
– Ма… уедем отсюда? В Москву поедем…
И мама кивнула. А Сапожников понял, что это он не сам сказал, это мама ему велела молча.
Сапожников потом спросил у Дунаева:
– Как ты думаешь… зачем вот мы тогда все бросили? Зачем в Москву приехали?
А Дунаев ответил:
– За песнями.
Ну вот, а тогда Сапожников вернулся из новмагáзина и сказал:
– А что такое обыватели?
Мама ответила:
– А помнишь, как нам хорошо было в Калязине? Помнишь, какая печка была кафельная – летом холодная, а зимой горячая-горячая? Я любила к ней спиной прислоняться. А помнишь Мушку, собачку нашу? Это теперь называется – обыватели.
– А обывателем быть стыдно? – спросил Сапожников.
Мама не ответила.
Сапожниковы как приехали в Москву, так и поселились у дунаевской родни в мезонине. Мезонин был большой. Там еще, кроме Сапожниковых, жил бедный следователь Карлуша и его сын Янис, а внизу вся орава Дунаевых. Потом переехали жить на Большую Семеновскую, в двухэтажные термолитовые дома, возле парикмахерской, и новмагáзин рядом. Когда эти дома построили, их сразу стали называть «дерьмолиповыми», а ведь и до сих пор стоят.
А потом, через много лет, мама сказала:
– Ты ошибся. Карлуша был не следователь. Он был ткач, мастер ткацкого дела. Просто его часто вызывали для судебной экспертизы. А помнишь Агрария? Вы с ним валялись на берегу, а жена его купалась. Она купалась совершенно голая, без бюстгальтера и трусов. Лицо у нее было старое, а тело розовое, как у девочки.
– Ма, а помнишь, ты рассказывала про купцова сына, который наш дом поджег, а мы потом в ихний дом въехали? – спросил Сапожников.
– А как же, – сказала мать. – Это была классовая борьба. Борьба классов.
– Ну, не только классов, – сказал Сапожников. – Он был сам сволочь. Ни один класс от личного сволочизма не гарантирует.
– Не говори так. Это не принято.
– Ма, обывателем быть стыдно? – повторил свой вопрос Сапожников.
– А чего стыдного? Путают обывателя с мещанином, вот и весь стыд. Мещанин лижет руки сильному, а слабого топчет. Обыватель – это как старица. Помнишь старицу?..
Старица. Это когда река разлилась, а потом сошла вода с луговины, а в углублении осталась. До следующего половодья. Это называется – старица.
Стало быть, вода обновляется раз в сезон. И старица живет от половодья до половодья, в бурной смене событий, и в промежутке у нее есть время подумать не на бегу. Хорошо это или плохо? А никак. И то нужно, и другое. Потому что и реку, и старицу, и все остальное несет река времени. Общая река. Тоже делает витки вместе со своими водоворотами, то есть отдельными телами, которые и есть эти водовороты. Времявороты, точнее сказать. Каждое тело на свете – это времяворот, большой или маленький.
А у Дунаева опять Нюру увели.
– Вернется, – сказал Дунаев, как про корову.
Действительно, вернулась. И стали жить дальше.
А что ж удивительного? Около Нюры мужики дурели.
Еще пока она ходит или сидит, то все еще туда-сюда. А как нагнется за чем-нибудь, с полу чего-нибудь подобрать или мало ли зачем, – то все, конец. Лепетать начинают, молоть что ни попадя. Дунаев видит – дело плохо – и скажет:
– Мне завтра вставать рано.
Гости и расходятся утихать по домам.
Сказано – все счастливые семьи счастливы одинаково, и тем как бы принизили счастливые семьи. Потому что одинаковость – это неодушевленный стандарт. А кому охота считаться неодушевленным? А ведь это для несчастливых счастливые семьи как кочки на болоте, для человека утопающего всякая кочка издали на диво хороша. И выходит, что они только для утопающего одинаковые, а сами-то для себя все кочки разные.
– Мораль тут ни при чем, – сказала мама Дунаеву. – Нюра – случай особый… Вам хорошо, и слава богу.
– Каждый случай особый, – сказал Дунаев.
– Я с вами согласна, – ответила мама.
Мама вышла из сеней на лестницу, где Сапожников тупо смотрел на велосипедный насос, который ему починил Дунаев, и думал: а что внутри насоса делается, когда поршень вытягиваешь, а новому воздуху всосаться не даешь, если, конечно, дырку пальцем зажать? Говорят, воздух разрежается. А почему тогда, если поршень отпустить, его обратно как резиной тянет?
– Пошли домой, сынок… Нам пора, – сказала мама. – Уроки надо делать. Ты учись хорошо. А то нас с тобой завуч не любит.
– Ладно, – сказал Сапожников.
– А ты когда в Калязин в зимний лагерь поедешь, ничего бабушке про Нюру не рассказывай.
– Ладно, – сказал Сапожников.
В то время в школе к Сапожникову относились сдержанно. Это потом к нему стали хорошо относиться. Когда ему уже на это наплевать было, а тогда нет, путано складывались у него отношения в школе.
В классе как привыкли? Либо ты свой, и тогда ты как все и подчиняешься правилам неписаным, но жестким. Либо ты сам эти правила устанавливаешь, и тогда все тебе подчиняются, и тогда ты лидер и будьте ласковы – что ты сказал, то и закон. В первых классах кто лидер? У кого за спиной компания на улице, шарага или двор сильный. В средних классах – кто самый отчаянный. Ну, а в последних классах лидер – это кто самый хитрый, кто хорошо питается и умеет слова говорить.
