– Нет…
– Не врите! – скомандовал он. – Вы сомневаетесь в этом только в метро!
– Почему в метро?.. – жалобно сказала она. – Нет…
Все смотрели на них. Разыгрывался какой-то аттракцион. Только вот какой, никто еще не мог понять.
– Потому в метро, что, когда вы садитесь на диван, самые красивые молодые люди садятся рядом с вами… И тогда вы сомневаетесь, что вы красавица… Потому что они садятся смотреть на девушек, которые напротив.
У всех были внимательные, настороженные лица.
– Не бойтесь их, – сказал приезжий. – У всех то же самое… Отвечайте – правду я говорю?
– Правду… – сипло сказала она. – Откуда вы знаете про метро?
– Никто не обращает внимания на соседа, – сказал приезжий. – Все смотрят только на сидящих напротив. – Он оглядел всех. – Но теперь… с этого момента и во веки веков… все будут знать, что вы красавица… Все… Даже соседи в метро будут знать…
Что за существа женщины, черт побери! Всем даже страшно стало. Перед ними стояла красавица. Приезжий специалист по модам, протолкавшись к столу и оглядев Семину, быстро записал в блокнот: «Засаленный передник! Перспективно!!» – и поставил восклицательные знаки.
– Как вас зовут? – спросил приезжий почтительно.
– Муська ее зовут! – язвительно выкрикнула подруга. – Сокращенно Муська!
– А полностью? – спросил он и взялся за лоб, будто растерялся.
– Полностью зовут Муза, – сказала официантка Семина.
Приезжий потер лоб, взял свой сидор, оглядел всех и тихо пошел прочь. Потом вернулся:
– Я так и думал… Я так и думал, что вас зовут Муза, – сказал он. – Кто же у них еще может работать официанткой?..
Потом он ушел.
– Граждане, кто это? – спросила подруга Музы. – Валентина Николаевна, кто этот человек?
– Не знаю… – сказала актриса. – Никогда не могла понять… Он был клоуном…
– Не плачь, – сказала Музе ее подруга. – Не плачь…
– Я любила его… – сказала Муза. – Всю жизнь.
И тут началась какая-то толчея. Никто сразу и не понял. А потом вдруг у столика появился приезжий.
– Слушайте, дайте-ка я сяду, – сказал он. – Это мое место.
Никто уже ничего не мог понять.
– Я вернулся посмотреть, какой эффект, – объяснил он. – Раньше это у меня хорошо получалось… Я боялся, не разучился ли я… Видимо, нет…
Все поскучнели.
– Ты, наверно, из гроба встанешь посмотреть, как тебя хоронят, – сказала Валентина Николаевна.
– Нет. Не встану, – сказал приезжий. – Смерть – это волевой акт. Если я помру, значит мне все опротивело.
– Зачем эта клоунада? – сказал ученый. – Зачем вы допускаете, чтобы над вами смеялись?..
– Что вы! – сказала Валентина Николаевна. – Он всегда считал, что настоящая клоунада – это не тогда, когда зритель смеется над клоуном, а когда клоун над зрителями…
Люди молча отходили от столика.
– Ну вот, – сказал ученый. – Пора начинать разговор всерьез… Если вы готовы, конечно…
– Потому и вернулся, – сказал приезжий. – Я-то готов… А вот вы – не знаю…
– Готов.
– Ну так вот… – сказал приезжий. – Дело в том, что в один прекрасный момент… приборы в вашей лаборатории обнаружили, что откуда-то из эфира начали поступать остросюжетные видения…
Ученый резко откинулся назад и напряженно глядел на приезжего.
– Мало того, – дружелюбно сказал приезжий. – С людьми, которые наблюдали эти видения, стали происходить странные вещи… Всякий, кто их видел, обнаруживал, что жизнь его шла не так, что он не знал себя и что, в сущности, надо начинать сначала…
– Минуточку… – резко сказал ученый.
Он достал рацию, щелкнул кнопкой и сказал негромко:
– Первый говорит… Да… Это я… Заблокируйте кафе… Глухая защита. Максимальная… Снимете, когда уйду…
Он щелкнул кнопкой и сунул рацию в карман.
Потом он подозвал метрдотеля и распорядился удалить всех из кафе. Он дождался, пока все официантки, и шеф-повар, и метрдотель вышли на лужайку и уселись на травке рядом с посетителями, пересчитал их, потом вернулся к столику.
– Сейчас… – сказал он и прислушался. – Сейчас…
– …час… – откликнулось эхо.
– Продолжайте, – сказал знаменитый. – Необходимы предосторожности…
Голос его гулко отскакивал от невидимого купола, накрывшего придорожное кафе.
– Техника на грани фанатизма, – сказал приезжий. – А что толку? Все равно вам придется впустить всех сюда.
– Ни в коем случае!
– Потому что сейчас вы убедитесь, что это не ваш эксперимент, а мой… А мой эксперимент можно проводить только в толпе и на уровне толпы.
Крик петуха
Потом королева говорит:
– Введите арестованного.
И канцлер со стражей вводят Шекспира.
– Ты автор преступной пьесы, игранной в ночь перед бунтом?
– Нет, ваше величество.
– Что это значит?
– Пьеса была переписана много лет назад. Это старая пьеса.
– Я не знала этого, – говорит королева. – Я хорошо относилась к вам, актерам, – и вот ты под стражей. Почему ты обманул меня?
– Я не обманул. Я под стражей потому, что говорил правду.
– Правду?.. Тогда скажи, почему народ молчал, когда я проезжала?
– Не нужно было казнить Эссекса.
– Так… Почему же не нужно было?
– Народ любил Эссекса.
– Если бы любил, он пошел бы за Эссексом.
– Народ любил королеву.
– Ты все врешь! Какое дело народу до графских распрей с короной?
– Все дело в Ирландии… Народ надеялся, что Эссекс прекратит эту войну.
Наступило молчание.
– Да, – сказала королева. – Казнить было не нужно. Но тут ничего не поделаешь. Поздно… Я правила долго и наскучила моему народу… Народ теперь не верит мне.
– Чернь ничего не решает, – сказал канцлер.
– Чернь решает все, – сказал Шекспир.
– Он прав. Не мешайте, милорд, – сказала королева. – Скажи мне, зачем ты живешь, зачем ты пишешь пьесы? Ты непонятен мне, а я этого не люблю.
– Меня об этом уже спрашивал граф Ретланд.
– Ты каркаешь, как старый ворон, и все пьесы твои наполнены кровью.
– Мы живем на бочке с порохом, и я предупреждаю об опасности!
– Так… Ты опять прав… Это тоже нужно для Англии. – Она хлопает в ладоши, и входит слуга. – Позовите стражу… Освободите моего актера, – говорит она канцлеру. – И заготовьте указ о производстве его в камер-юнкеры.
