– Благодарю вас, Чжань Ли шер Тхемши, за науку и заботу и свидетельствую: все обязательства учителя перед учеником исполнены. Видят Двуединые, я никогда не забуду ваших уроков.
– Как трогательно, – громко шепнула Пламя. – Сейчас заплачу.
– О да. – Светлейший усмехнулся. – Но, к сожалению, вечеринки по сему торжественному поводу не будет. Шер Бастерхази, вы знаете обязанности полномочного представителя Конвента при королевском дворе?
– Да, Светлейший. Клянусь служить… хранить… поддерживать… докладывать… предпринимать меры… осознавая всю меру возложенной ответственности…
Клятву полномочного представителя Конвента Рональд выучил назубок еще сорок лет назад. Не он один – половина юных шеров мечтает о должности ППК, высшем посте, не требующем категории прим; другая половина – о службе в Магбезопасности. И все поголовно – о Цветной грамоте категории зеро, белой (или черной) мантии главы Конвента и власти выше императорской. Ибо что такое император жалкой категории терц без Конвента, как не безрукий, безногий и безглазый калека?
Рональд декламировал текст с ровным достоинством, хотя ему хотелось прямо сейчас пуститься в пляс. Удавка, называемая «клятвой ученика», больше не душила его, он был свободен! Пусть ненадолго, лишь пока Конвент защищает его от паучьих лап. Учитель не отпустит свое имущество, обязательно свяжет новой клятвой или заклинанием, или еще какой пакостью. Но в этот раз поводок будет куда длиннее и не таким крепким – Конвент тоже не любит делиться.
– …во имя равновесия. Видят Двуединые, – закончил Рональд.
Пламя тихо фыркнула, Зеленый еще раз показал клыки и отвернулся, Каменный Садовник выпустил кольцо дыма, похожее на глаз: Конвент видит тебя!
Бляха с весами, драгоценный амулет, дарующий кусочек свободы и относительную безопасность, выпала из воздуха и прилепилась Рональду на грудь. Бляха обладала множеством полезных свойств, в том числе позволяла Конвенту видеть местонахождение Рональда, защищала от магических атак и давала доступ куда угодно и к кому угодно в пределах Валанты, а принадлежность к элите служащих Конвента отпечаталась на его ауре, едва Двуединые приняли клятву.
– Поздравляю, шер Бастерхази. – Светлейший ласково улыбнулся Рональду. – Надеюсь, новая служба окажется вам по душе.
– Разумеется. – Паук поднялся. – Уверяю вас, шер Бастерхази отлично справится.
– Не сомневаюсь. Но еще один момент, дорогой коллега. – Светлейший улыбнулся еще ласковее, на сей раз Пауку. – Как я уже говорил, нам следует быть весьма осторожными с нестабильными меридианами. Потому я попрошу у вас обещания не посещать территорию Валанты вплоть до моего разрешения. Само собой, я тоже воздержусь от поездок туда, и прошу о том же всех шеров-прим. Уверен, шер Бастерхази вполне справится самостоятельно, тем более что Конвент всегда будет на связи…
Рональд не верил своим ушам. Паук не сможет посещать Валанту?! То есть – он неопределенно долго не увидит обожаемого Учителя во плоти, не отведает его палки, не попадет под скальпель или очередное мерзопакостное проклятие?! Нет, такого счастья не бывает.
– …кроме того, мой ассистент, майор Магбезопасности Дюбрайн, будет сопровождать шера Бастерхази в Суард. Уверен, юные шеры прекрасно справятся с расследованием, не так ли, дорогой коллега?
– Несомненно, дорогой коллега. – Паук сложил руки перед грудью и склонил голову в знак глубочайшего уважения перед старшим.
– Вот и чудно. – Светлейший предпочел не заметить насмешки. – Надеюсь, вам не составит труда прислать багаж шера Бастерхази с оказией. Потому что юные шеры отбывают немедленно. Все необходимое для путешествия уже упаковано, а также некоторые вещи, которые могут понадобиться шеру Бастерхази в первое время. За счет Конвента, разумеется. Здесь подъемные и жалованье за первый месяц.
Рональд еле успел поймать материализовавшийся перед ним мешочек весом в двести пятьдесят империалов – а неплохо платит Конвент! Да и вообще это первые вменяемые деньги, которые попали ему в руки за последние полвека. Однако рано расслабляться! Нельзя показать Пауку своей радости.
– Благодарю, Светлейший, – склонил голову Рональд. – Но…
Опустив мешочек в карман, Рональд кинул отчаянный и растерянный взгляд на Паука: пусть думает, что ученик не подготовился к такой удаче и покидает его голым и босым.
– Никаких «но». – Паук смерил Рональда непроницаемым взглядом. – Надеюсь, мне не придется пожалеть о своем доверии.
– Никогда, Учитель.
Рональд поклонился, прижимая рукой к сердцу спасенное из лап Паука сокровище. Все прочее не стоит и динга – пусть Паук подавится ношеными подштанниками и учебниками для первокурсников Магадемии.
Локтя Рональда коснулись затянутые в лайковую перчатку пальцы: ублюдок незаметно оказался рядом.
– Нам пора, мой темный шер, экипаж ждет.
В последний раз поклонившись магистрам Конвента, Рональд покинул зал вслед за Дюбрайном. Пожалуй, он готов был наплевать на зависть, недоверие, даже на благостную улыбочку и модный сюртук – ублюдок нравился ему тем больше, чем меньше лез с разговорами и чем дальше они отъезжали от Метрополии. Особенно Рональду пришлось по душе предложение оставить коляску с багажом плестись позади и добраться до Валанты верхом – ибо служба не терпит промедления.
И лишь на рассвете третьего дня пути, когда приграничная таверна с валантским единорогом на вывеске осталась позади, Рональд позволил себе поверить, что теперь все будет иначе. Перед ним лежала новая страна, новая жизнь – и путь к свободе.
Глава 24
О красавицах и чудовищах
26 день хмеля (здесь и сейчас). Найрисский залив, близ крепости Сойки
Шуалейда шера Суардис
– Почему ты пошел в ученики к Темнейшему, если он такое чудовище? – На самом деле Шу хотелось спросить о другом, но ей чуть ли не впервые в жизни было неловко.
Она впервые осталась наедине с мужчиной, и не с Энрике, который ей как старший брат, а с Роне – опасным, манящим, пугающим темным шером. И он ни слова не сказал об их встрече в Тавоссе. О том, что же там случилось на самом деле. Вдруг его поцелуи ей только приснились? И теперь она не знала, как спросить. То есть… она могла бы взять и спросить прямо: ты целовал меня, Роне, или нет? Только почему-то не могла. И поэтому старалась не смотреть на него – хотя чувствовала его присутствие всей кожей, всей сутью, и даже если бы захотела – не смогла бы не чувствовать. Слишком он был другим. Темным. Горячим. И когда он рассказывал о Пауке – она чувствовала его боль и ненависть. Нет, не просто чувствовала! Он отдавал ей свои эмоции, делился ими щедро и безоглядно, и ему нравилось то, что она их брала.
Сегодня ненависть и боль были совсем иными на вкус, чем после бойни в Олойском ущелье. Без привкуса гнили и разложения, лишь острота и пряность, густая, вкусная…
