Вот это уже было намного интереснее. Наставник упоминал, что шеров рождается все меньше, но как-то в общем, без цифр и прогнозов. Как подозревал Дайм, цифры и прогнозы не предназначались для широкой публики. А значит – его собственное появление в столице связано… с чем-то таким… Мелькнувшая у Дайма мысль о возможной связи исчезновения дара у шеров и бесчисленными любовницами и бастардами императора показалась слишком бредовой, чтобы обдумывать ее всерьез.
– Но вернемся к спектрам, мой мальчик…
Парьен снова рассказывал давно известные вещи, но Дайм слушал с интересом. Его наставник по большей части ограничивался теорией, а глава Конвента показывал живые картинки. Он поместил над столом фигурку человека, окутанную разноцветными оболочками: изнутри белой, сиреневой и дальше по цветам радуги, а снаружи черной. Светлейший гасил или делал ярче некоторые из оболочек, объясняя, как проявляется драконья кровь. Особенно интересно магистр Парьен объяснял, чем отличаются светлые, темные и сумрачные шеры. До сих пор Дайм считал, что сумрачные – легенда. Но Парьен утверждал, что они хоть и редко, но встречаются, каждый раз ставя в тупик теоретиков Магадемии: сумрачный дар так же непредсказуем и ненормален, как сами сумрачные шеры. Но откровением для Дайма стали другие слова Парьена:
– …у светлых и темных нет выбора? Ерунда. Врожденная склонность чрезвычайно сильна и почти непреодолима. Но в любом темном есть хоть отблеск Света, как и в любом светлом крупица Тьмы. Ману Одноглазый, хоть и еретик, был прав: два лика божества, Тьма и Свет не могут существовать отдельно. Мы, их дети, изначально находимся между ними. И путь к свободе от предопределенности есть для каждого, хоть и далеко не каждый может его пройти.
Постепенно Дайм начинал понимать, зачем Светлейший затеял лекцию о сущности магии. Если фраза о даре в письме императора значила именно то, на что надеялся Дайм, ни одна крупица информации не будет лишней. Он прочел достаточно книг, чтобы представлять себе и причины возникновения империи, и основу ее стабильности – Равновесие. Жесткие законы не допускали темных магов к верховной власти и ограждали королевские фамилии, армейский генералитет и чиновников от произвола магов лишь с одной целью: поддержание равновесия между Светом и Тьмой.
– Равновесие, я знаю. Но почему закон дает столько преимуществ светлым? – решился на вопрос Дайм.
– Ты понимаешь, чем темные отличаются от светлых, мальчик? Не цветом ауры, это лишь симптом. Тьма и Свет есть свойства духа и разума: для темных нет ничего важнее и дороже собственного Я, эгоцентризм их суть. Мораль и этика для них пустой звук, как любовь, верность, самопожертвование: все то, на чем основано мироощущение светлых. Потому нужен строгий закон. Темный никогда добровольно не откажется от престола, а что бывает со страной под властью темных, ты знаешь.
Дайм кивнул: упаси Светлая от еще одного Ману и еще одной пустыни! И подумал: а не было бы ордена Одноглазой Рыбы, удалось бы Роланду Святому Брайнону уломать совет Семи Корон на объединенную армию? Не будь в их сердцах страха перед Ману – а каждый в отдельности король был перед объединившимися темными беззащитен – вряд ли бы они осознали все преимущества единой денежной системы и единой армии.
– …у монархов особая магия, – продолжал Парьен, не забывая подливать Дайму чай и подкладывать тарталетки. – Ни один шер-зеро не способен заменить даже бездарного короля: Двуединые не благословят того, в ком нет королевской крови.
– А если единственный наследник – темный? – снова спросил Дайм.
Парьен довольно улыбнулся и кивнул.
– Верно мыслишь. Может случиться и такое. Но тогда на престол взойдет потомок любой другой королевской фамилии, скорее всего, один из сыновей императора. За всю историю империи такого не случалось, но… Помнишь, как императором Хмирны стал Красный Дракон?
Дайм кивнул. Кто же не знает, почему Красный Дракон до сих пор не оставил мир вслед за остальными Перворожденными!
– Как видишь, даже Драконы могут попасть в ловушку собственных обещаний. – Светлейший то ли с сожалением, то ли с восхищением покачал головой и сочувственно глянул на Дайма. – Ты совсем устал, мальчик. Иди отдохни.
В тот же миг в дверь кабинета открыл седой слуга, выправкой, кривыми ногами и стальным взглядом похожий на генерала от кавалерии. Только вместо сабли наголо в его руках был подсвечник, а вместо хриплого вопля «В атаку, шисовы дети!» он сказал:
– Извольте, я провожу вашу светлость.
Дайм невольно улыбнулся: в устах ливрейного генерала и эти слова прозвучали как приказ не брать пленных.
Глава 19
О пользе наглядных уроков
То, что добро для одного, зло для другого.
Все относительно.
С. ш. Парьен
394 год, 3 день холодного солнца
Императорский дворец, Фьонадири
Дамиен шер Маргрейт
Утром, сразу после завтрака, тот же генерал в ливрее отвел Дайма к Светлейшему, но на сей раз не в кабинет, а в сад позади павильона. Дайм поразился красоте и разнообразию экзотических растений. Под прозрачным зимним небом сад выглядел странно – ни купола оранжереи, ни ограждения. Просто свежая зелень и цветочная пестрота внезапно сменялись заснеженными пихтами и можжевельником.
Светлейшего Дайм застал за созерцанием порхающих над ярким цветком бабочек. При свете дня ему можно было дать на вид несколько больше, чем накануне. Он выглядел лет на сорок пять: раз в шесть меньше, чем на самом деле.
– Присаживайся. – Маг похлопал ладонью по деревянной скамье рядом с собой, не отводя взгляда от цветка и бабочек. – Это орхея лупус, растет на южных островах.
Сиренево-розовые лепестки с сочными перламутровыми прожилками казались странно холодными и липкими, но при этом притягательно прекрасными.
– Смотри внимательно.
Магистр кивнул на бабочку, подлетевшую к цветку совсем близко. Гладкие лепестки на миг покрылись рябью и испустили волну сладкого аромата, словно чувствуя приближение гостьи. Цветок раскрылся, приглашая – и, едва лапки коснулись ярко-малиновой серединки, захлопнулся. Сомкнутые лепестки забились, потом успокоились и вновь раскрылись, еще более яркие и прекрасные, покрытые изнутри бархатной пыльцой.
– Как ты думаешь, кто создал его? Тьма или Свет?
Дайм покачал головой: в цветке не было магии, ни темной, ни светлой.
– Не знаешь или догадываешься?
Парьен заглянул ему в глаза. Очень серьезно и внимательно – и Дайм усомнился, что ему всего три сотни лет. На миг показалось, что за человеческой оболочкой прячется нечто вечное, мудрое и бесконечно далекое, как свет звезд.
– Вместе?
– Это просто цветок. – Парьен улыбнулся, развеивая наваждение. – Не добрый и не злой, не темный и не светлый. В нем есть все, как и в каждом из нас.
