– Я… – Голос Шу сорвался, губы оказались совсем сухими.
– Да? – Люкрес улыбнулся, облизал пересохшие губы, и Шу почти почувствовала прикосновение, горячее, нежное… Наваждение! Но какое сладкое!..
Темный же, не пытаясь вырваться, тоже смотрел на нее – черными, как Бездна Ургаш, полными огня и предвкушения глазами. Как будто знал, что она сейчас скажет. Нет, не как будто – он точно знал!
И Шу знала, только…
– Не убивай его. Я… – Слова застряли в горле. Что-то мешало. Но что – стеснение? Воспитание? Мораль? Какие-то странные слова, странный день, а, к ширхабу! – Я выбираю обоих.
Победив мешающие странности, Шу засмеялась. Стало вдруг так легко, светло – ах, конечно же, сегодня фейерверк в честь ее помолвки с принцем Люкресом! И барабаны, и трубы, и фонтаны…
– Вы уверены, моя прелесть?
В тоне светлого проскользнуло удивление, смешанное с восхищением и досадой, но все заглушало тяжелое биение ее собственного сердца. Запах схватки кружил голову, заставлял руки искать опоры – крепких мужских рук… не только рук. Раз они оба – ее, значит… значит, ей можно… все?! Разве так бывает?!
Вместо ответа Шу вскочила на перила и, поймав ветер, спрыгнула в дуэльный круг. Почти спрыгнула: ветер не хотел отпускать ее, раздувал юбки парусами, нес прочь из замка – и стены поплыли, повинуясь ветру, растворились в грозе, вспышка молнии осветила хлипкие театральные декорации…
– Иди сюда. – Мужская рука легла на плечо. – Ты права, мы нужны тебе оба.
«Нет! – завизжал шквал, налетел, растрепал волосы и потянул за собой. – Ты – свободна! Мы свободны!»
– Ты свободна, моя Аномалия, свободна делать, что пожелаешь. – Светлый принц развернул ее к себе, вплел пальцы в волосы; накатила слабость, захотелось пить – сейчас, из его губ, его желание и восхищение, его боль и упрямство. – Не бойся, пей.
Шу вздрогнула: это же неправильно! Нельзя!..
«Нельзя! – торжествующе запел ветер, вылил на нее поток дождя: ледяного, острого, пахнущего полетом и дальними странами. Шу задрожала, рванулась вслед за ветром. – Мы улетим отсюда, нам никто не нужен! Идем скорее!»
Свобода, свобода! Облака и птицы, горы и море – все мое!
– Можно. Твое. – Светлый принц крепко прижал ее к себе и вдруг позвал: – Роне, ты сдох, шис тебя дери?!
Шу замерла. Показалось, декорации рушатся под ударами шквала…
– Ты играл нечестно. С какой радости мне помогать? – послышался голос темного магистра в грохоте взрывающихся софитов.
– Не время играть.
Синяя вспышка молнии высветила грязные столы деревенской таверны и вздувшиеся жилы на лбу светлого шера.
– Я побежден, – насмешливо отозвался темный шер.
Декорации задрожали, что-то загрохотало – и сквозь прореху в крыше заглянула зеленая луна, спустила лестницу из зуржьих костей…
– Ты выиграл, шисов ты дысс, держи ее! – потребовал светлый.
На Шу снова плеснуло его болью, словно он на пределе сил, ранясь и надрываясь, пытался удержать… грозу? Как глупо! Грозу не удержать, гроза – свободна! А надрываться не надо, незачем.
«Иди сюда!» – позвала луна, и Шу сделала шаг: удерживающие ее руки растворились в призрачном синем свете, но что-то закрыло луну, свет погас и лестница осыпалась с деревянным треском… почему в замке такие плохие лестницы? И где она?..
Шу обернулась, ничего не понимая. Где замок? Где луна? Что она тут делает, и кто эти двое?! И почему она не может взлететь, она же хочет!.. Хотела… или она хотела чего-то другого? Она совсем запуталась!
– Это всего лишь фейерверк в вашу честь, моя Аномалия, – вкрадчиво сказал незнакомец с темными, как Бездна, глазами. Опасный? Темный? Шу остро ощутила его руки на своих плечах, запах разгоряченного мужчины. – Вы же хотели фейерверка, моя сладкая.
– Да… – шепнула она. – Конечно… но гроза?..
– Шеры дрались в твою честь. Потому и гроза. – Второй незнакомец выдохнул в шею сзади. – Ты прекрасна, моя прелесть.
Незнакомец? Нет, это же принц Люкрес, ее жених! Красивый светлый шер с глазами, как пронизанное солнцем море, от его прикосновений сладко и жарко. И, злые боги, он не одет!
– Ты – моя гроза, – шепнул светлый шер.
Шу задохнулась от прозвучавшего в его голосе обещания.
– Моя гроза, – рыкнул темный шер и, дернув Шу к себе, впился в ее рот поцелуем.
Она схватилась за его плечи – оттолкнуть! – но вместо этого разомкнула губы.
От грохота близкой молнии заложило уши, кожу закололо разрядами. Ветер взвыл, завертел вокруг Шу обломки замка-миража, хлестнул дождем – но две пары рук держали слишком крепко, слишком сильно хотелось узнать: а что же дальше? Чего хотят он нее эти двое – светлый принц Люкрес и темный магистр Бастерхази.
– Отпусти ветер, пусть летит, – шепнул, касаясь губами уха, светлый; положил руку поверх ее руки, на плечо темного, и повел вниз, разрывая мокрый батист его сорочки. – Ветру нужна свобода.
«Отпустить?! – возмутилась она. – Мой ветер, мою грозу – отпустить? Нет, ни за что!..»
Оба, светлый и темный, разом отшатнулись. Шу еле удержалась на ногах, вмиг стало холодно, мокро и голодно. Она протянула руку к темному, потрогать нитку шрама на плече – он отступил, покачал головой.
– Отпусти грозу. Не держи.
– Я не могу. – Вдруг захотелось плакать, спрятаться, сбежать – домой, в безопасность. – Это мое, я! – Она развернулась к своему светлому принцу, заглянула в глубокие, понимающие глаза. – Как я буду без себя?.. Я не могу!
– Можешь. – Светлый принц улыбнулся, стер с ее щеки дождевую воду. – Ты хороша сама по себе, Аномалия. Тебе не нужна стихия на цепи. Отпусти ее.
– Нет, я…
– Да, ты. Дай руку.
Шу вложила пальцы в ладонь светлого, сверху легла рука темного. Прямо в душу заглянули черные, полные пламени глаза. Роне, она помнит, его зовут Роне…
– Видишь эту птицу? – спросил светлый принц.
Оба убрали руки. На открытой ладони Шу сидела иволга, склонив голову, блестела глазами-бусинками.
– Если держать ее в клетке, она умрет. Ты не хочешь, чтобы твой ветер умер?
– Нет…
– Отпусти. Пусть летит.
Голоса темного и светлого путались, смешивались и текли их черты – и дождь плакал о дальних странах и несбыточных мечтах. Шу разжала пальцы, иволга встряхнулась и взлетела под потолок, принялась кружить.
– Не плачь, маленькая.
Кто-то, светлый или темный, неважно, потянул ее к себе, заставил уткнуться в плечо и погладил по волосам. И вдруг Шу поняла, что если сейчас, сию секунду, она не вырвется, не улетит вместе с иволгой, то останется здесь навсегда. Без крыльев. Без свободы. Одна.
