– Ну как ты, Анютка? – поднял он на нее испуганные мутно-голубые глаза. – Оклемалась чуток? Может, съешь чего? Гляжу, щи не стала в обед пробовать, так я курицу зажарил. Смотри, какая аппетитная!
Он приподнял крышку со сковородки, и дух жареной с чесноком курицы обволок, толкнулся позывом в голодный желудок.
– Давай, пап… И правда, аппетитная. В нашем доме, да курица аппетитной не будет… Про нас в этом отношении никогда не кажешь, что сапожник без сапог, правда?
– Ну да… Мама всегда с птицефабрики отборных кур приносит. Самых лучших. А помнишь, как ты, когда маленькая была, маму в неловкое положение поставила?
– Нет. Не помню. Расскажи…
– Ага, ага… Сейчас…
Засуетившись, отец ловко поддел на лопатку поджаристую куриную ножку, заботливо уложил ее на тарелку, поставил перед ней. Подумав секунду, сунулся к холодильнику, бережно извлек посудинку с домашней приправой «хреновиной». Всегда эта «хреновина» у него отменно получалась, смесь тертых помидоров, хрена и чеснока. И дух от нее пошел по всей кухне сильно специфический, даже глаза защипало.
– Пап, опять хрена переложил…
– Да не, дочка! Ты попробуй, как вкусно! Такой хреновины больше никто не делает, это мой… этот…Фу, слово забыл!
– Эксклюзив, что ли?
– Ага. Он самый и есть. Коронное блюдо. Попробуй!
Сел напротив, преданно глянул в глаза.
– Я попробую, пап. А чего ты мне хотел рассказать-то? Ну, как я маму в неловкое положение поставила?
– А, ну да… Было дело… У них на фабрике аккурат праздник был, восьмое марта отмечали, и она тебя с собой взяла. Сейчас, конечно, уж дело давнее, так что признаюсь, чего там… В общем, это я настоял, чтобы она тебя с собой-то взяла. Ревнивый был, жуть… Во всех подряд мужиках соперников углядывал. Вот и подумал – если, мол, баба с ребенком будет, шибко уже и не разгуляется… Ну, да ладно, не об этом рассказ. Пришла она с тобой, по цехам с собой поводила, день-то рабочий был, а потом, значит, собрание торжественное началось. Всех поздравляют, грамоты вручают, слова всякие хорошие говорят… Потом из президиума мамину фамилию выкликнули – Приходько Екатерина! Она и с места встать не успела, как ты вперед ее на сцену кинулась! Подбежала такая, соплюха деловущая, к директору, и громко ему в лицо крикнула – не надо мою маму грамотой награждать! Он опешил – почему, говорит? А ты – и никого не надо грамотой награждать, потому что вы все здесь плохие, курочек убиваете! Им больно, а вы все в ладоши хлопаете, как вам не стыдно! И заревела белугой. В общем, организовали мы тебе тогда с матерью стресс, ничего не скажешь. Молодые были, глупые. А директор потом специально к маме подошел и говорит – надо же, какая у вас добрая девочка, очень впечатлительная натура… Вы, говорит, ее берегите, сильно воспитанием не утомляйте. Ну, мы и берегли вроде… Как считаешь?
– Да, пап, берегли. Вы очень меня берегли. Я знаю, спасибо.
– Да я ж не к тому! – вдруг смутился отец, даже слегка покраснев. – Я же не ради благодарности какой, а просто так, к слову пришлось…
– И я тоже – к слову. А курица и впрямь очень вкусная получилась. Особенно с хреновиной. Смотри, я все уплела!
От сытости она опьянела, как чеховская Каштанка. Ничего удивительного – весь вчерашний день маковой росинки во рту не было, если не считать глотка горького гостевого кофе.
Мысль об этом проклятом глотке испуганно вспыхнула в голове и тут же потухла, прошлась короткой тревожной сиреной по организму. Наверное, и на лице отразилась. Отец чуть приподнялся на стуле, вытянул в страхе лицо.
– Что? Что, дочка?
– Да ничего, пап. Все в порядке. Правда, в порядке…
Помолчали, и стихла, захлебнувшись, тревожная сирена внутри. То ли отцовского суетливого за нее беспокойства испугалась, то ли другого чего. Может, обстановки, а может, чувства защищенности, с детства привычного…Образовалось вместо нее странное состояние средоточия, будто израненная муками душа отлетела, задумалась, глядит на нее сверху. Ах, как хорошо так сидеть… И чтобы отец был рядом. Невесомое состояние покоя, беззаботности…Забытое напрочь состояние. Как мало, и как много… Только пусть он сидит и молчит, не спугнет…
А состояние средоточия нарастало, казалось, еще немного, и лопнет, как мыльный пузырь, и вернется отлетевшая душа, снизойдет откровением… Ну же, еще немного, надо только вдохнуть полной грудью…
Надо же, какой звон в голове. Не громкий, наоборот, приятный, мелодичный даже. И грудь распирает от необъяснимой, невесть откуда взявшейся радости! Какие нежные колокольчики внутри звенят! Вот, стихли… Наверное, это оно и есть, то самое откровение…
А оно на нее и впрямь – снизошло будто. Вдруг накрыла с головой тихая прелесть момента, в котором смешалось все в единый клубок, и осязание с обонянием, и видимая глазу картинка… Бытовое, но непостижимым образом чувственное единение – теплая кухня, сытный запах, запотевшее окно в сиреневых сумерках, букетик оранжевых ноготков на столе, желтый фонарь тыквы на подоконнике, любящие отцовские глаза напротив…
И тут же выплыли из памяти другие глаза. И – голос. «… Время для ответов еще не пришло. Оно придет, не сомневайся. Только его мимо пропустить нельзя. Сама почувствуешь, когда придет…»
Может, оно вот так и должно прийти, время ответов? В тихом всплеске момента, в ощущении вдруг ставшей уютной обыденности?
Звук шагов на крыльце, скрип входной двери – и улетело, растаяло. Да, сытный запах. Да, запотевшее окно в сумерках. Ноготки на столе. Тыква на подоконнике. И – что? Все это было всегда, и будет всегда…
– Мама с работы пришла… – тихо констатировал отец, вставая со стула и направляясь к двери, – устала, наверное…
– Ох, устала! – тут же послышался мамин голос из-за перегородки, отделяющей кухню от входной двери, – прими-ка у меня сумки, Вань…
Они покопошились еще там, в закутке, пошептались немного. Отцовский шепоток лился быстрым, вполне оптимистическим ручейком, и мамин шепоток тоже звучал одобрительно – ага, ага, молодец… Вскоре и сама она вплыла на кухню, глянула с настороженным ожиданием:
– Ну, как ты, Анюточка? Отлежалась за день?
– Да, мам, отлежалась. Все в порядке. Вот, ужинаем тут с папой. Сейчас еще чаю выпью и домой пойду. У меня ж там Леша голодный.
– А ты не торопись домой-то. Его сегодня вторым рейсом в область услали, так что раньше девяти и не жди. Молодец он у тебя, за любые дополнительные рейсы хватается. Зарплату за этот месяц хорошую должен принести.
– Ага. Молодец. А у тебя как дела?
– Да тоже ничего… Завтра проверка из области приедет, весь день сегодня готовились, бумаги перебирали. Все как обычно, в общем…
– Кать…Чего хоть там в мире-то делается? – повернулся от плиты довольный их разговором отец, игриво взмахнул половником, – а то мы с Анюткой даже телевизора не включали! Может, война началась, а мы и не знаем…
