– А впрочем, как хотите… Если вам так удобнее, то можете и снять. Проходите в гостиную, располагайтесь, я сейчас…
Ага, в гостиную. Это вот сюда, наверное. Белый диван полукругом, низкий столик, огромное окно в полосках жалюзи, полумрак. Удивленное сознание воспринимало видимый ряд порционно, мысли снова сбились в липкий комок, замерли в ступоре недоумения. Села на край дивана, втянула голову в плечи. Господи, неловко как получилось. Заявилась, значит, а хозяина дома нет. Как эта Юля про него сказала? Завтра приедет, к вечеру? Стало быть, его и в городе нет… Понятно. Нет, ничего не понятно… А что в таком случае здесь эта Юля делает? Кто она ему?
– А вот и кофе!
Вздрогнула, будто выскочила кубарем из неловкости. Что ж, Юля, значит. Улыбка, легкая балетная походка, изящные движения тонких рук. Изящный поднос, изящный кофейник. Чашечки, мудреные печеньица в серебряной вазочке. Очень все красиво, изысканно, как в кино, только по разные стороны экрана. Юля – там, в кадре, а она – восхищенный экранной жизнью зритель. Только вот запах кофе настоящий, ни с чем несравнимый. Такой пряный и острый запах, что зачесалось в носу, и рот моментально наполнился густой слюной. Сглотнула трудно – вот если бы холодной водички вместо кофе испить… Ладно, неловко просить. Может, не принято, вдруг опять опозорится… Пусть будет кофе.
– А я вас, кажется, знаю, Анечка… Вы ведь Варин врач, да?
– Да. Но откуда вы…
– А догадайтесь с трех раз! – разлив по чашкам кофе и плюхаясь в кресло напротив, насмешливо улыбнулась Юля. – Неужели так трудно?
– Вам… Александр про меня рассказывал?
– Ну конечно, кто же еще… А скажите-ка мне, как на духу, Анечка, ведь вы влюбились в него, да?
Кофейная чашка, поднесенная ко рту, спасла ее, наверное, от выплеска смущенных эмоций. Тем более, что и сам кофе оказался на вкус очень горьким. Пока горечь прошлась по языку, по гортани, пока горло содрогнулось глотком, с трудом эту горечь пропихивая, успела немного в себя прийти.
– А почему вы так решили, Юля?
Голос вышел спокойным, даже чуть насмешливым. Однако Юлю, похоже, он вовсе не смутил. Панибратски махнув изящной ладошкой, она проговорила с легким вздохом:
– Да влюбились, влюбились… Он мне сам рассказывал. Настоящее искреннее чувство скрыть невозможно, как ни старайся. Оно вокруг человека особую ауру образует, иногда такую сильную, что тронь, и обжечься можно. Нет, странно, странно все-таки… Почему в него так сильно влюбляются, прямо до исступления? Ей богу, обидно даже!
– Почему же…обидно?
Спросила, и сама же своего вопроса испугалась. Как будто признала обиняком Юлино предположение. Надо было не про обиду спрашивать, а как-нибудь тактично вообще от опасной темы отойти… Но, похоже, Юля ее промаха вовсе не заметила. Сидит, задумалась.
– Почему обидно, говорите? Да потому, милая моя Анечка, что сам Синельников никого и ничего, кроме своей работы, любить не умеет… Он любит только свою работу, свое подлое и красивое дело, будь оно трижды не ладно. Хотя чего это я… Вроде как ругаю его, да? Сама-то я нисколько не лучше…
– В каком смысле – не лучше?
– Да в таком. Мы с ним, знаете ли, оба на своей работе повернуты. Оба живем в одной консервной банке. Да, да, именно так, мы – консервы… Вот говорят, красота спасет мир, слышали, наверное, такое выражение?
– Конечно… Конечно, слышала. И что?
– А вы тоже считаете, что красота спасет мир?
– Не знаю, наверное…
– Да ничего она не спасет, это я вам как большой специалист по красоте говорю! Та красота, которой мы с Сашкой занимаемся, наоборот, все самое лучшее из человека выхолащивает! Искренность, непосредственность, чистоту природных линий… Ведь мы что, по сути, делаем? Мы же из нормальных людей каких-то целлулоидных кукол лепим, и сами же результатами своего труда восхищаемся! А когда видим перед собой живую нетронутую природу, бежим очертя голову. Не нравится нам в человеке его истинный природный рисунок, не чувствуем мы его. Сами не чувствуем и других с толку сбиваем…
– Это вы сейчас от имени всей модной мировой индустрии говорите? – произнесла, как могла, насмешливо. – Каетесь, значит? Неужели я своим нецеллулоидным видом у вас такие сложные эмоции вызвала?
– Да при чем здесь ваш вид, Анечка… Я же не про вид, я же вроде про любовь начала говорить! Вот честное слово, не поверите, смотрю сейчас на вас и завидую…
Замолчав, Юля положила руку на грудь, сидела, отваляясь на спинку кресла, слегка покачивая головой. Было в ее молчании, в позе что-то до крайней степени неестественное, обидно уничижительное. И впрямь, будто искусственным консервантом отдавало.
– Нет, Ань, в самом деле, завидую! Такие в вас страдания сидят, такие эмоции… Это же невооруженным глазом видно! Любовь в чистом виде, натуральный продукт! Нет, никакая придуманная красота наш мир не спасет. Его только любовь спасет. Не достоин Сашка такой любви, честное слово, не достоин…
– А вы, Юля? – решительно подняла она на нее глаза. – Вы ему – кто?
– А вы до сих пор так и не поняли, кто я ему?
– Нет…
– О-о-о… Ну, с вами все ясно, Анечка…
– И все-таки? Кто вы ему?
– А знаете, меня в это «кто» одним понятием и не вставишь…
– А вы попробуйте!
– Да? Ну что ж… Значит, загибаем пальцы. Во-первых, я соучредитель, мы на паях владеем салоном красоты, самым престижным в городе, кстати. Во-вторых – единомышленница. В-третьих – верная подруга, причем эта дружба родилась еще из давних, очень давних близких отношений. И в-четвертых – просто любимая женщина. Можно сказать, почти жена.
– Давно?
– Что – давно?
– Ну… Любимая женщина – давно?
– Давно. Просто мы разошлись на какое-то время… И так уж получилось, что как раз в это время в его жизни Варя образовалась. Никто и не предполагал, что Варин период так…затянется. Мы через какое-то время помирились, и он все собирался с ней поговорить… Жалел ее. Привязался, знаете ли. Все собирался, собирался…
– Значит, Варя ничего про вас не знала?
– Ну почему же, не знала? Как раз и знала. Мы с ним вместе должны были в Милан ехать, он и собирался сразу по приезду с ней поговорить. А я ждать не стала, еще перед поездкой пригласила ее в кафе и все там объяснила. Ну, чтоб ему задачу облегчить… Я надеялась, что она девочка умная, поймет… А она, видите, что наделала! В дурное отчаяние впала, на липосакцию эту потащилась. Бедная глупая девочка… Как будто отсутствие лишней складки на талии ее бы спасло! Что тут скажешь – сама виновата…
– Нет! Нет, вы… Вы меня обманываете сейчас, я вам не верю! Он не мог…
– Чего он не мог? – удивленно распахнула на нее глаза Юля, отрывая затылок от мягкой спинки кресла.
– Он… не мог, и все! Он…переживает, он ездит к ней каждый выходной! Он никогда ее не бросит, слышите? Он не такой… Это все неправда, что вы сейчас говорите…
