– Хм… Это ты про что, интересно?
– Вообще…Про жизнь…
– И все равно – не поняла… Это в каком смысле, в высоком, что ли? И какую такую жизнь ты имеешь ввиду? Нашу, Одинцовскую?
– Ну да… Каждый день – одно и тоже. Работа, еда, вечерние телезрелища…
– И что в этом плохого, не понимаю? А в городе что, по-другому, что ли? Та же самая работа, еда… Ну, может, зрелища немного разнообразнее… А в принципе – все то же самое!
– Нет, Танька! Совсем не то же самое! Господи, да как вообще можно сравнивать! Ну вот скажи мне… Неужели тебе никогда не хотелось все бросить и уехать куда-нибудь далеко-далеко, где люди совсем по-другому живут?
– Хм… И что я там буду делать? У меня же здесь парикмахерская, такие бабки в дело вбуханы… Правда, не окупаются никак, зараза. Вот, к примеру, сегодня суббота, да? И чего бы в субботу народу в парикмахерскую не пойти? Так нет ведь, ни одна сволочь задницу от дивана не оторвала! Не пойму, они дома стригутся, что ли? Сами по себе, перед зеркалом?
– Нет… Они по субботам в бане моются и сто граммов на грудь принимают… А по воскресеньям – спят до обеда… Потом футбол смотрят, потом в гости к родителям идут…
– Это ты что, про вашу с Лехой жизнь таким загробным голосом вещаешь? И не стыдно тебе, Анька?
– Почему – стыдно? – оттолкнувшись носком ботинка от пола, плавно отъехала она от зеркала.
– А потому! Живешь за своим Лехой, как у Христа за пазухой, не клята, не мята, кругом облюблена! Квартира благоустроенная, родители живые, слава богу… Ой, да мне бы хоть капельку такого счастья перепало, да сроду бы я ни на какие дальние дали не нацеливалась! Нет, ты послушай, послушай, чего ты морду кривишь? Вот смотри… Мужа у меня нет? Нет! Родителей у меня нет? Нет! Квартиры у меня нет? Нет! У меня даже родительского дома нет, продать пришлось, чтобы помещение для парикмахерской выкупить, и голову теперь приклонить некуда! А ты… Рассопливилась тут…
– Прости, Тань. Прости. Просто у меня… Такая у меня тоска, Тань…
– А это от жиру, Аньк! Я вот заметила, все из нашего Одинцово стремятся уехать не от безысходности, а именно от жиру. Вроде как лучшей прекрасной жизни хотят. А только кто и где кого ждет с этой распрекрасной жизнью, скажи? Уедут, скитаются по углам, за абы какую работенку цепляются, зато таращатся здесь с доказательствами… Помнишь Серегу Пряхина с Новослободской? Ну, он еще на три года раньше нас школу закончил?
– Ну, помню… Так он как раз, говорили, в области очень даже хорошо устроился, фирму свою открыл…
– Да кто говорил? Он же сам и говорил… Нет у него никакой фирмы. Вышибалой в кафе работает. Зато на школьный вечер встречи заявился в смокинге! Вроде того – извините, переодеться после деловой встречи не успел… Врут они все, Анька, про свои успехи, кто на поиски этих успехов подался! Не верь никому! Бедный Серега Пряхин поди полгода на этот смокинг в своем кафе вкалывал, а чего кому доказал? Только на смех подняли…
– Да. Смешно ты рассказываешь, Тань. Значит, ты считаешь, моя тоска тоже от жиру взялась? Но я ведь ничего и никому доказывать не собиралась… Ты же знаешь, я в принципе не честолюбива. Просто я наше Одинцово вдруг так возненавидела…
– Так это ничего, это бывает, Ань. И на меня порой что-то подобное накатывает. Слушай… А давай с тобой махнем куда-нибудь на недельку! Давай в Египет, а? Или в Турцию? Паспорта себе выправим и махнем! Леха, я думаю, отпустит, он у тебя покладистый!
– Ты думаешь, нам это поможет?
– А то! Отдохнем, как люди… Только представь себе – сидим мы с тобой на пляжу, в руках коктейли с соломинкой… Да многие наши Одинцовские туда ездят, Аньк! Что мы здесь, рыжие, что ли, уж не можем хоть на неделю к человеческой жизни приобщиться?
– Не знаю… Можем, наверное… Только все это ерунда, Тань.
– Почему – ерунда?
– А потому что потом возвращаться придется. В Одинцово. И после всех этих красот еще больше его ненавидеть. Нет, это не выход…
– А в чем тогда выход?
– Не знаю… Его вообще не существует, наверное.
– Да… Здорово тебя, смотрю, пробрало… А чего случилось-то, Аньк? Дыма без огня не бывает, колись давай!
– Нет, Тань. Это долго рассказывать, да и не смогу… В общем, заплюхалась я. В собственной тоске, в ненависти, в глупых надеждах… Сама себя не узнаю. Да еще и осень эта с дождями…
– А при чем тут осень? Что, прошлой осенью у тебя ненависти к родному месту не возникало?
– Нет. Не помню…
– То-то и оно, что не помнишь. А если не помнишь, значит, и не было ничего. И вообще… Есть у меня такое подозрение, Ань, что причина твоей тоски не в месте и не во времени…Ой, погоди, там песню мою любимую играют!
Резво подскочив со стула, она ринулась к подоконнику, где до сей поры хрипловато и незаметно наигрывала старенькая магнитола, подкрутила рычажок звука до отказа. Тут же влетел в помещение густой, плотный, немного мяукающий женский голос:
Завтра в семь двадцать две я буду в Борисполе
Сидеть в самолете и думать о пилоте, чтобы
Он хорошо взлетел и крайне удачно сел
Где-нибудь в Париже, а там еще немного и Прованс…
– М-м-м, какая песня, Аньк! Правда, классная?
Бордовый горизонт, бордовое Бордо в бокале,
Поверить не могу, что это все уже так близко, ведь
Завтра в семь двадцать две я буду в Борисполе…
Прикрыв глаза, Танька с воодушевлением исполнила в унисон с певицей мечту о Провансе, вздохнула, снова прикрутила рычажок на тихий звук. Отогнув жалюзи, долго глядела на дождливую серую улицу, потом грустно произнесла:
– Надо же, Прованс… Ты не знаешь, Аньк, что это за хрень – Прованс? Город, что ли, такой?
– Нет. Это провинция во Франции.
– Да сама ты – провинция! Это у нас тут – провинция, а у них там вовсе не провинция… Там – Прованс… Хотя… Знаешь, о чем я сейчас вдруг подумала?
– О чем, Тань?
– А представляешь, сидит, к примеру, в этом самом Провансе такая же идиотка, как ты, и своей тоскою страдает… Ненавижу, мол, свой проклятый Прованс, и все тут! И бордовый горизонт этот надоел до смерти, и бордовое Бордо… Нет, вовсе не в месте и не во времени дело, Анька… Ей богу…
– А в чем тогда?
Танька ничего не ответила, все продолжала грустно глядеть в щелочку жалюзи. Потом вздохнула, произнесла тихо:
– Не знаю, не знаю, Анька… Как говорится, знал бы прикуп, жил бы в Сочи… Вон, смотри, Маня Блинкова по улице тащится, и рожа у нее такая счастливая… С утра накатила, и целый день свободна! Может, надо просто уметь быть такой вот…свободной, а, Аньк? И неважно, какими способами? Тупо радоваться месту и времени, какие бог послал? А мы – не умеем…
– Ладно, Тань, пойду я.
