Ну да, взялась откуда-то, сама по себе… Довольно странный переход из давешней тягучей тоски к игривому хулиганскому настроению. Может, еще как-нибудь самой с собой похулиганить? Прямо распирает всю… Нехорошо это, конечно. Вроде она не хулиганить, она к несчастной больной Варе Анисимовой сюда утром шла, с целью активного посещения… Нет, и правда, нехорошо. И… стыдно. По крайней мере, должно быть стыдно. Расхулиганилась тут рядом с чужим горем. А может, на нее так харизма творческого человека неадекватно подействовала? Вошла энергией, дух подняла… Уже и осенняя морось не раздражает, и ветер не кажется таким холодным и злым… А что, бывает же!
Александр уже поспешал к ней со двора, неловко неся за ручки огромную цветастую котомку с гостинцами. Она едва сдержала улыбку, глядя, как смешно выглядят на фоне его стильных брюк эти пошлые розочки на фиолетовом фоне. А впрочем, чего это она опять…потешается. У человека горе, а она тут улыбки хулиганские строит. Нехорошо. И бедной жене его ничем не помогла, разве что Татьяне Михайловне про памперсы рассказала… Ничего, завтра Варя без Александра уже успокоится, первая истерика спадет… Со временем уже и привыкнет к своему новому положению. Все привыкают. Плегия нулевой степени – полная безнадега. Надо привыкать. Жалко ее, конечно, а что делать?
– Вы на Варю не обижайтесь, Анна Ивановна, она просто еще осознать не может, что с ней произошло, – с ходу выпалил он, пристраиваясь к ее шагу, – вообще-то она добрая, спокойная девочка, я и сам ее не узнаю. Хотя… О чем тут можно говорить… Горе, конечно.
– Да, горе. Я понимаю.
Они вздохнули в унисон, помолчали. Саша перехватил свою котомку в другую руку, оглянулся воровато, спросил тихо, будто извиняясь:
– Вы не знаете, куда эти гостинцы можно пристроить? Не тащить же их с собой, в самом деле.
– Не знаю, Александр.
– А может, вы возьмете?
– Я? И куда я с ними разбегусь? Мне еще на четыре вызова надо!
– А такси здесь, к примеру, можно найти? Чтоб до города доехать?
– Я думаю, вряд ли… Если только до трассы топать, там попутку ловить… Да ничего, на автобусе вполне нормально доберетесь! А в городе уже и такси поймаете. И гостинцы ваши в целости и сохранности будут.
– Смеетесь?
– Ничуть… А вы правда в следующую субботу приедете, или…просто так сказали?
– Да бог с вами! Конечно, приеду. Я обязан… Неужели я похож на человека, который… Мы с вами еще вчера об этом говорили, насколько я помню.
– Да. Извините.
– Ничего. Это вы меня извините. Навязался я со своей проблемой на вашу голову, Анна Ивановна…
– Зовите меня просто Аней, хорошо?
– Хорошо. Спасибо вам, Аня.
– Да за что? Я же врач, я обязана.
– Да. Обязаны. Вы обязаны, я обязан. Какое противное слово, согласитесь! Безысходное, неповоротливое… Как тяжкий камень. Как крест. Да, наверное, так оно и есть. Это крест на всю жизнь…
– Ну, у каждого из нас есть свой крест. А у кого нет, значит, он просто так думает, что его нет. А на самом деле…
– Да, вы правы, наверное. Знаете, я никогда не думал, что со мной может что-нибудь подобное случиться. По глупости предполагал, что человеку творческому свобода от каких бы то ни было обязательств гарантирована. Я даже детей не хотел, если честно… Все мои женщины хотели, а я не хотел…
Его неожиданное откровение будто сбило ее с толку. Показалось, даже дышать перестала, словно по шаткому мостику шла и держала в руках что-то нежное, тонкое и очень, казалось, дорогое. И Александр шел рядом, молчал. Надо сказать ему что-то, он же ответа ждет… Только – что сказать?
– А вы с Варей были женаты? – брякнула первое, что пришло в голову.
– Нет. У нас гражданский брак. Я понимаю, что он никаких обязательств не накладывает, но от себя же не убежишь, правда? Нет, нет, я Варю не оставлю, ни за что не оставлю! Конечно, и рядом постоянно не смогу быть, но компромиссное решение всегда можно найти.
– Ну да, конечно…
– А что, разве не так?
– Да все так, Александр…Только сдается мне, что вы сейчас идете и сами себя уговариваете.
– На что – уговариваю?
– На крест. Согласитесь, что выбор всегда есть, правда? Или нести его на себе, или налегке идти. А компромисс, по-моему, в данном случае вообще неприемлем.
– И…что вы предлагаете?
– Да ничего я не предлагаю. В том смысле, что… Если уж вам так свобода нужна, вы имеете на нее полное моральное право. А все эти разговоры об обязательствах, о компромиссах… Не знаю я. По-моему, это больше на лицемерие смахивает.
Господи, почему она это ему говорит? Откуда вдруг такая жестокость взялась? Неужели из того самого недовольства собственной жизнью, из пережитой маеты последних дней? Неужели она и впрямь так думает? Нет, нет… А может, она говорит как раз то, что Александр хочет от нее услышать? Вон как смотрит, будто с тайной удивленной надеждою…
– Не понял… Это вы к чему? Вы мне предлагаете отпустить ситуацию на произвол судьбы, что ли?
Спросил, и тут же глаза в землю опустил. Проговорил тихо, будто сам с собой споря:
– Конечно, доля истины в ваших словах есть… Но все же нет, не согласен я с вами…А как потом жить? Вы думаете, я смогу, да? Если так, то вы глубоко ошибаетесь, Аня. Очень жаль, что вы так плохо обо мне подумали.
– Да бог с вами… Наоборот, я поддержать вас хочу. Чтобы вы чувством вины не мучились. Если что. Потому что свободы с компромиссами не бывает.
– А я все-таки попробую – с компромиссами. А вы мне, как врач, в этом поможете. Ведь вы обязаны, как только что изволили выразиться?
– Да. В отличие от вас, мне творческая свобода без надобности, бог талантами обидел. Поэтому я одними обязательствами обойдусь. Тоже неплохая штука, между прочим. По крайней мере, выбирать не приходится.
Он хмыкнул, вышел на шаг вперед, повернулся, с интересом посмотрел ей в глаза. Налетевший ветер поднял ее волосы, бросил в лицо. Потом так же отбросил назад, плеснув мелкой моросью.
– А знаете, вы занятная… С вами легко говорить. Надо же, и среди участковых врачей попадаются умные женщины.
– Ну, зря вы так о врачах-то! Кстати, мы почти пришли… Вон там, за углом, автостанция.
– Да, хорошо. А вы в следующую субботу придете, Аня? Или у вас активные посещения только по будням происходят?
– Отчего ж не прийти? Приду.
– Спасибо. Мне с вами как-то спокойнее, что ли… Хоть и озадачили вы меня. Спасибо вам еще раз.
– Да пожалуйста. Идите уже, сейчас как раз автобус должен быть.
– Иду…
Она и не поняла поначалу, как появилось в поле зрения что-то совсем постороннее, в их сцену прощания не вписавшееся. Оглянулась – опа! Бабушка Подкорытова Мария Семеновна сбоку стоит, явно к их разговору прислушивается. Оперлась на клюку и стоит, глаза таращит.
